София Шуленина - Цвет тишины

– Мне хорошо сейчас, – прошептал он, – тепло.

И только услышав собственный голос, он понял, что сказал это вслух. Это не совсем то, что он хотел сказать. Так он ничего не объяснит. Но слов не хватало. Иногда бывает очень сложно превратить ощущения в слова.

– Давай сделаем так, – сказала Нана. – Если мы найдем еще каких-нибудь родственников в Ан-Лодалии, я тебе сразу же позвоню. Хорошо?

– Хорошо.

– А пока поживи у Сигги, хорошо?

– Хорошо.

– Мы поставили тебя на очередь на получение социального жилья. Ты пока поживи у Сигги, потом поступишь в институт, и тебе выделят общежитие. А когда доучишься, сможешь переехать в свое жилье. Очередь должна как раз подойти к этому времени.

– Понятно, – сказал Тахти. – Спасибо.

Нана улыбнулась.

– Все наладится. Вот увидишь.

На колене был медицинский бандаж. Пока Тахти сидел с ногами в кресле, левая нога затекла. Он пошевелил пальцами, чтобы разогнать иголки. Нана наблюдала, прищурив глаза. Она заметила. Она знала.

– Тахти?

Он посмотрел на нее. На глаза упала отросшая челка, и он не стал ее поправлять.

– Тебе нужно выбрать институт в ближайшее время. Подать документы. Ты уже думал, кем хочешь стать?

Он пожал плечами.

– Юристом.

– А чем именно ты бы занимался как юрист?

Он пожал плечами.

– Понятия не имею.

– А почему ты тогда хочешь им стать?

Он пожал плечами.

– Не знаю. Так хотел отец. Хотел, чтобы я стал юристом.

– Как он?

– Как он не смог.

– А ты сам хочешь того же?

Похоже, все, что ему оставалось – это пожимать плечами. Нана вытащила его на зыбкую почву, в область вопросов без ответов.

– Я не знаю. Он ждал от меня этого.

– Это хорошо, что он тебе рассказал о своих желаниях. Мы об этом тоже подумаем. Но чего бы хотел именно ты? Если не думать ни о чьих ожиданиях, желаниях, просьбах. Просто какие-то идеи?

– Не знаю.

Вообще-то Тахти уже думал об этом. Абстрактно он бы выбрал журфак. Но журфак, так говорил отец, это ведь не серьезно. Не прибыльно. Нестабильно. Лучше изучить право. Устроиться в большую компанию или в суд адвокатом. Вот это надежно.

– Может, психологом.

Тахти принялся ковырять краску на столешнице.

– Почему? – спросила Нана.

– Не знаю. Это, наверное, тоже стабильно.

– Как что?

– Как право. Или еще можно рыбаком.

Ага, и уплыть отсюда к едрене фене. Тогда уж сразу пилотом. Прямой рейс Лумиукко – Вердель. Вот что ему бы подошло.

– Но ты же все время фотографируешь, – сказала Нана. Сказала как бы между прочим, но эти слова тоже отозвались болью в груди.

– Это другое, – огрызнулся Тахти. Он сам не ожидал от себя такого тона.

– Какое? – голос Наны остался спокойным.

– Это личное. Это так, хобби.

– А чем отличается хобби?

От ее вопросов у Тахти создавалось ощущение, что он на допросе. Он не хотел на них отвечать не хотел на них отвечать не хотел на них отвечать.

– Ну, хобби – это то, что нравится. Поэтому фотография – это хобби.

– А почему ты не хочешь заниматься тем, что нравится? Все время и всерьез?

Да потому что мне страшно, что ничего не выйдет, внутри кричал он. Ничего не выйдет!

А еще его волновало другое.

– Это вообще секрет, – сказал он. – Как вы узнали?

– Наверное, потому что покупаю тебе пленки.

После этих слов он почувствовал себя преданным. Будто его секрет разболтали всему миру. Теперь все разрушат. Теперь он не сможет снимать.

– Может, тебе стать фотографом? – предложила Нана.

– Журналистом, – поправил ее Тахти.

– Почему именно журналистом?

– Мне интересны люди. Истории людей.

– Тогда сделай это.

– Я совсем не творческий человек.

– Единственное, чего тебе нужно в себе найти, так это уверенность в своих силах, – сказала она, будто это было проще простого. Словно советовала ему взять с собой зонт во время дождя. – Попробуй.

– А если я провались?

– Попробуешь еще раз.

Вот так. Всего-то.

– Мне негде жить.

– Не усложняй. Если это беспокоит тебя больше всего, то я хочу тебе напомнить: мои двери всегда для тебя открыты.

– У вас и так полно забот, – сказал Тахти. – Вы же не только мой опекун.

– Да, я не только твой опекун, – она улыбнулась. – Мне хотелось бы еще быть твоим другом.

– Я ведь не это имел в виду, – сказал Тахти чуть слышно.

Внутри царил такой кавардак, будто его огрели пыльным мешком, а потом постирали в стиральной машинке. Его даже начало тошнить.

– Давай попробуем сделать это вместе, – сказала Нана. – Я узнаю, что нужно для поступления.

В ее глазах бликами лежал свет. Она улыбалась своей мягкой, успокаивающей улыбкой. Его тошнило, а Нана улыбалась. На нее смотришь – и почти веришь, что что-то может получиться.

– Наверное, – Тахти кивнул, но уверенности в нем не было.

Он хотел уйти. Можно ему уже уйти? Пожалуйста.

– Вот и хорошо, – сказала Нана.

Минус одно дело в ее списке дел. Плюс одна причина для дрожи в руках Тахти. Он встал.

– Спасибо. Да. Я постараюсь.

Он запахнул куртку и вылетел из зала с такой скоростью, будто от этого зависела его жизнь. Не так уж далеко от правды, если на то пошло.

Вечером Нана вычеркнет из своего ежедневника еще одно дело. А Тахти будет сидеть одетый на кровати и дрожать всем телом.

Я боюсь людей боюсь людей боюсь людей.

///

Сати услышал шаги. Кто-то поднимался по ступеням. Он вскочил, тело отозвалось болью. Бежать отсюда было некуда. За спиной – запертая на замок решетка. С одного бока – глухая стена, с другого – перила и пустота, впереди – узкая лестница. Он сам загнал себя в ловушку. Сердце подскочило в груди и принялось выстукивать неровный ритм. Он натянул капюшон на самые глаза.

Человек был один. У него не было в руках ни фонарика, ни зажигалки. Темный силуэт на фоне темных стен. Походка была уверенной, в ней не чувствовалось страха. Это была уверенная походка хозяина своей территории. Сати сначала подумал: воспитатель. Но ошибся.

Не воспитатель. Воспитанник.

Мальчишка, как и он сам. Черная толстовка, черные треники. Черные, бездонные глаза. В парне ощущалась агрессия. Тогда Сати испугался не на шутку. Сейчас его убьют. Как пить дать.

– Ты че тут забыл? – спросил парень в черной толстовке.

Сати не знал, что опаснее – ответить или промолчать. Он покачал головой.

– Язык проглотил? – спросил парень.

– Я уже ухожу.

– Я не спрашивал тя, када ты уходишь. Я спросил, че ты тут забыл.

– Ничего, – сказал Сати.

Парень осмотрел его, внимательно, с головы до ног. Сати напряг мышцы, будто верил, что если постарается, то сможет исчезнуть. Парень достал пачку сигарет, выбил одну ударом пальцев, вытянул зубами.

– Куришь? – спросил парень сквозь сигарету.

Сати кивнул. Парень протянул ему пачку, Сати вытянул из нее сигарету. После драки в душевой под ногтями осталась запекшаяся кровь, чернела полумесяцем. Парень чиркнул – не зажигалкой, спичкой. Прикурил, поднес спичку к лицу Сати. Сати прикурил. Тяжелый дым осел горечью на языке, опустился в легкие. Он выдохнул струю дыма. Парень сел на ступеньки.