София Шуленина - Цвет тишины

– Ну?

Он кивком указал на ступени. Сати сел с ним рядом. Парень прижимал сигарету большим и средним пальцами. Посмотрел на Сати, сощурился от дыма.

– Выкладывай, – сказал парень.

– Что? – Сати смотрел на его руки. В лицо ему смотреть было не то чтобы страшно. Не по себе.

– Кто тя так разукрасил?

Сати не видел себя в зеркало. Специально не стал смотреть. Умылся ледяной водой, даже вытираться не стал, и кровавая вода текла на форменную рубашку. Но, наверное, выглядел он и правда не очень.

– Да так, – сказал Сати. – Ничего такого.

На Сати была перемазанная в крови интернатская форма, поверх которой он накинул жилетку с капюшоном. На парне – толстовка и треники. И кеды. Синие китайские кеды, замызганные, с исцарапанными носами. И кулон на черном шнурке, клык.

– Долго будешь ломаться как целка?

– Ребята с четвертого, – сказал Сати. – Я был в душевой, когда они пришли.

– Че хотели?

– Ничего. Побить.

– А ты? Отсиживаешься теперь тут?

Сати пожал плечами:

– Не хочу с ними связываться.

– Много их было?

– Пятеро.

– На одного?

Сати кивнул.

– Давненько я на четвертом не был, – сказал парень. – Надо бы к ним наведаться. Имена знаешь?

– Да я ж не знаю пока здесь никого.

– Неважно. Я и так знаю, кто.

Парень выпустил струю дыма. Сати промолчал. Затушил сигарету о ступеньку, сжал и разжал пальцы, словно разминал кулак перед дракой. Парень встал.

– Пойдем.

– Драться?

– Куда те щас драться, – парень хохотнул и тут же стал серьезен. – Ты на ногах еле стоишь.

– А что тогда?

– Подлатаем тя чуток.

Парень пошел по ступенькам. Он не стал дожидаться, пока Сати, кривясь от боли и придерживаясь за перила, поднимется на ноги. Он не стал ждать, когда Сати пойдет за ним. Он не сомневался, что Сати пойдет. Пойдет сейчас – и пойдет потом.

***

Тори нравилось гулять в такие вечера. Идти, обхватив себя руками, быстро замерзая, чувствовать первый в этом году ледяной ветер, чувствовать, как замерзают руки и как продувается слишком легкий свитер. Ночи становились уже долгими, темными, предзимними. День за днём они отвоевывали себе все больший и больший кусочек вечера, потом и утра, постепенно, усыпляя бдительность, становясь полярными, черными. Самое главное в такой осенний вечер – догулять до момента, когда уже по-настоящему замерз. До холодных рук, растрепанных волос и шума в ушах. Ловить вечер рецепторами тела, поддаваться на некомфорт, ощущать непоколебимое приближение зимы.

Есть оборотная сторона, которая и делала такие вечера особенно прекрасными. Тепло. Именно на фоне отчетливого, беспощадного холода острее всего ощущается тепло. Угольный обогреватель в спальне, севшие голоса охрипшего радио, горячий душ в пропавшей хлором душевой, горячий чай из китайского термоса со стеклянной колбой.

Все это – потом. Все это ждет ее возвращения. Чтобы как следует этим насладиться, чтобы нырнуть в тугое, плотное, густое тепло, нужно как следует нагуляться, надышаться саднящим воздухом, замерзнуть на ветру.

Она свернула в сторону набережной и пошла дальней дорогой, мимо круглосуточных супермаркетов и желтых домашних окон, мимо затянутых в брезент лодок, мимо закрытых на ночь кафе. Ветер трепал ее волосы, он пах ночью и льдом, он пах зимой. Над головой трепыхались огни полярного сияния, и жесткий снег на камнях становился то зеленым, то желтым, то фиолетовым. Ночь во всей ее холодной, жестокой северной красоте в этот миг была совершенна.

Тори шла легким шагом. Она еще не знала, что увидит той ночью призрака.

///

Парень притащил дежурную аптечку и теперь вышвыривал из нее на пол все лишнее. Пока они шли, у Сати опять пошла кровь из носа. Теперь он сидел на полу, прижимал спину к батарее, а пакет с искусственным льдом – к носу.

– Бред какой-то, – сказал Сати через пакет.

– Поначалу у всех так.

– В смысле?

– Проверка. Это проверка, только и всего.

Парень не мог знать, что для Сати этот интернат был уже который по счету. Он все это уже проходил. Но в прошлом все проверки заканчивались, когда он приходил в спальню ночью, приставлял нож к горлу главаря и говорил, что прирежет его во сне, если от него не отстанут. Везде действовало. Здесь – не подействовало.

– И надолго все это?

Его голос звучал приглушенно, как из-за толстого стекла.

– Когда как, – сказал парень. – Некоторые такие приезжают, что к ним лезть себе дороже. А некоторые как ты. Не хотят драться. Их бить веселее.

– Надо первому ко всем лезть, да?

Сати посмотрел на пакет, замазанный его кровью. Он не начинал драки. Он их заканчивал. Но на пятерых бугаев у него не хватило сил. Он отбросил пакет обратно в аптечку.

– Так здесь правильно?..

– Правильно ли, – парень протянул на раскрытой ладони кусок ваты. Над правой бровью у него белел шрам. Узкий и тонкий, похожий на след от ножа. Парень улыбнулся, непринужденной такой улыбкой.

– Я не знаю, что правильно. Но здесь именно так. Или ты, или тебя.

Он покидал все обратно в аптечку, защелкнул ее, встал. Кое-как Сати поднялся вслед за ним – для этого ему пришлось ухватиться обеими руками за батарею и подтянуться. И даже это причиняло боль. Парень стоял и смотрел на него. Не помогал, только смотрел. И Сати был благодарен ему за это.

Весь потолочный свет в одиннадцать вырубили. Парень погасил свет в душевой, и в первый момент перед глазами стояла только темнота. Во рту у Сати остался привкус железа, тело ныло от боли.

– На лестницу я хожу курить, – сказал парень.

Он стоял спиной к Сати, темный силуэт на фоне темноты.

– Можешь приходить, если захочешь. Угощу сигаретой.

До Сати не сразу дошло, что произошло.

– Я до сих пор не знаю, как тебя зовут, – Сати сказал первое, что пришло в голову – и то, что он все никак не мог произнести.

Он услышал глухой хриплый звук и не сразу понял, что это смех.

– Рильке, – сказал парень.

– Сати.

– Да я знаю.

До Сати не сразу дошло, что произошло.

Что он только что обрел своего первого друга.

Сати много раз еще будет приходить ночью на лестницу. Потом они будут ходить везде вместе – в столовую, в школу, драться на четвертый. Они будут делить все – синяки, выволочки, наказания, еду, одежду. Вокруг них будет висеть аура агрессии и неприступности. Потому что окажется, что Сати далеко не такой безобидный, каким казался. Но даже тогда они еще не будут знать, насколько.

А потом к ним переведут того парня в сером.

И они перейдут точку невозврата.

***

Ты словно оказываешься в старой пещере. Мутный полумрак, свет с зеленоватым оттенком мха. Гулкая акустика дробит звуки на многослойное эхо. Стены разрисованы маленькими картинками – простыми, стилизованными, какие умеют рисовать только маленькие дети и опытные художники.