Тамара Фисенко - Я хочу жить! Даже в последний день стоит начать…

В сентябре съездили на три дня на море. Почему-то не почувствовала себя отдохнувшей… Утром просыпалась, как-будто работала всю ночь на разгрузке кирпичей… В начале октября было ещё очень тепло, солнышко грело, дождей не было… Моя племянница тогда попала в аварию. А следом за ней через две недели и я отправилась в больницу. Я не знаю точно, что привело меня к инфаркту… Может, загруженность на работе и дополнительная вечерняя подработка… А может неприятности дома… Может быть я устала от неправильных, ненормальных, унизительных отношений с мужем… Может переволновалась за племяшку… И, вполне возможно, что моё решение не принимать прописанный мне препарат, тоже сыграло свою роль в этом страшном для меня спектакле… А что, всё же, самое главное? Теперь-то, я знаю! Наплевательское отношение к своему собственному здоровью! Невнимание к самой себе! Нежелание наблюдаться у врача.

После больниц и операции я, конечно, принимаю все лекарства, прописанные мне пожизненно… Теперь я поняла, что себя, своё здоровье нужно беречь в первую очередь. Правду говорят, что когда здоровье есть, его не замечаешь, но очень хорошо чувствуешь, когда его теряешь…

– Доктор, что теперь со мной будет? – задала я вопрос после выписки.

– Всё будет хорошо! Принимай то, что прописано. Не нервничай. Наблюдай за давлением. Чаще отдыхай и береги себя. Особо не раскисай, ещё поживёшь!

Вот …пропасть

А внизу река,

Её крутые берега…

Три шага разделяли нас,

Два сделаны…

Шагнуть сейчас?

Упасть?

Под воду,

Прям ко дну…

Так жить я больше не могу…

Моя душа уже кричит…

И сердце плачет… и болит…

Шаг сделан.

Я иду ко дну…

Но я жива!

Что я творю?…

Вернуться? Как?

Поддержки нет…

Вода закрыла

Солнца свет…

От дна я с силой оттолкнусь

И на поверхность вновь вернусь

И в виде «лёгкого пера»

Мне руку вдруг подаст судьба…

Мне 54. Большая часть жизни уже позади. Восемь лет я уже не работаю. Могла бы, если бы не «попросили» с предыдущей работы. Как поступили-то подло, я считаю… Принимали художником-оформителем в интернат, я бы смогла опять также и продолжать. Но, со временем, работы и обязанностей добавляли, а оплату всё забывали. В итоге, художник, которого брали изначально, стал уже не нужен.

После операции только вышла на работу, и началось: перевели на полставки, утром приди покажись, уходя тоже к начальству зайди. Зачем ходить туда-сюда? У меня времени рабочего 4 часа! Я лучше делом займусь! А руководство, как мне тогда казалось, сошло с ума в своих порывах отличиться…

– Тома, иди подрисовывать заборные плиты. Скоро комиссия! Всё должно выглядеть! – командовала новая строгая начальница, которая совсем недавно была тихой, милой Светочкой – рядовым бухгалтером.

– Так дождь же! Плиты мокрые! Да и травы около них по колено! В траве ещё и змеи ползают…

– Ничего не знаю! Должно быть покрашено к понедельнику!

– Вот дождь закончится, подсохнет там, траву скосят, а потом я лучше в выходной приду и дорисую. Как всегда и делали, – сказала я и пошла помогать строителям в ремонте кабинета старшей медсестры. Сняли старые обои, вынесли мусор. Девчата на лесах стоят, я им плинтуса намазываю шпатлевкой и подаю, они к потолку их лепят. Работа идёт. Все при деле. Раза три заглянула начальница. Хозяйка кабинета полдня ходила, наблюдая, как продвигаются дела. Через пару-тройку дней вызывает директор:

– Мне тут сказали, Тамара Геннадьевна, что Вы начальства не слушаетесь. Работать отказались…

Вот это его обращение на «Вы» ничего хорошего не сулило. Объяснила. Рассказала. На пальцах показала.

– Работа сделана? Посмотрите: всё покрашено. Задание выполнено в срок? Я Вас перед комиссией подвела? Нет. Я всё сделала, как и всегда. А Вы сами стали бы в дождь у себя дома, скажем, забор красить?

– Но мне вот докладную принесли о Вашем отказе от работы… – настаивал директор.

– Покажите. Кто её написал?

Вот, почему-то, он не стал показывать мне эту бумагу, но пригласил моих двух непосредственных начальниц тоже зайти в кабинет.

– Тома, но ведь ты не выполнила моего задания! Ты повозмущалась и ушла. Ты в эти дни не работала.

– Интересно, а кто же тогда всё покрасил? И Вы же сами видели, чем я занималась, когда шёл дождь! – в этот момент я посмотрела на вторую даму. Она молчала и не смотрела мне в глаза.

А Светочка всё распалялась:

– У тебя вот и два прогула имеются!

– Я предупреждала, что была вызвана на консультацию в Краевую больницу. Вы за месяц до события об этом знали! И потом, – тут я перевела взгляд на директора, – Вы же сами мне отгулов неделю обещали, когда с больничного вызывали на работу?

Разговор закончился ничем. Директор потребовал от меня объяснительную. В ответ я попросила показать мне докладную и поняла, что никакой докладной нет. Это было чисто психологическое давление. От меня хотели избавиться. Я не перестала бы уважать своё начальство, если бы оно прямо и честно сказало бы, что «ты, девочка, своё отработала, ты нам больше не нужна, пиши „по собственному“ и иди домой»… Но пытаться меня вот так, обвинять в придуманных нарушениях, это был перебор!

Выйдя из кабинета директора, я направилась на проходную. Мой рабочий день был закончен. За мной семенила Светочка и уговаривала, по-хорошему, написать объяснительную.

– Я на себя писать ничего не буду! Объяснительная пишется на докладную, а её нет. Как у тебя, Света, совести на это всё хватает? И есть ли она у тебя?

Она всё бежала за мной и что-то щебетала. Я её уже не слышала. Сердце стучало так, что готово было вырваться из груди. Я старалась успокоиться и ровно медленно дышать, подавляя слёзы, готовые вот-вот брызнуть из глаз.

Я напишу это треклятое заявление… Я пожалею своё уставшее сердце… Не захочу снова попасть в реанимацию и на операционный стол…

Когда-то, работая в этом интернате, готовясь к праздникам, сочиняла поздравительные стихи, частушки, песенки, которые наша, ранее дружная, хозчасть исполняла со сцены. Это было здорово! И у меня всё получалось! Мне нравилась моя работа, она приносила мне удовлетворение и радость. Мне жаль того времени…

Я пыталась после найти работу, даже какое-то время стояла на учёте в «трудоустройстве». Но я была инвалидом, работу мне даже не искали и не предлагали… А вскоре отменили мою «инвалидность» и я осталась без средств к существованию. Мой «бумажный», как выяснилось, муж не захотел обо мне заботиться и содержать. Так я оказалась на самом дне… Нет, я не начала пить, не ушла «странствовать» с бомжами… Меня очень поддерживала моя старенькая мама и мои золотые дети. Они помогли выжить, не опустить руки.