Александр Головко - Скульптор с Олимпа

− На его месте я бы тоже заволновался.

Ну, что ж, может, пойдём навстречу отцу? Потянув за уздечку, я помог развернуть кобылу Мобилу, и мы пошли к краю леса. Вскоре показался всадник, перескочивший в несколько приёмов заросшую камышом низину и ручей, и вылетел на травянистую полосу между леском и оврагом.

Заметив нас, поскакал навстречу. Спешившись, выкрикнул:

– Галюша, что с тобой? Что это за человек?

− Успокойся, папа. Это дядя Слава, он помог мне. Просто лошадь на повороте, взвилась на дыбы, я упала и повредила немного локоть.

− А ну-ка покажи!

Она вытянула вперёд ушибленную руку, осторожно приподняв рукав куртки.

− Надо срочно возвращаться, − забеспокоился отец, − ссадина небольшая, но припухла. Давай-ка я тебя усажу на Оленька́ , а Мобилу за поводья привяжу рядом.

Он легко взял дочь за талию и водрузил на своего коня, сам ловко вскочил в седло, придерживая поводья Мобилы в левой руке, прицепил их к седлу. Конь под ними затанцевал на месте. Лошадь тоже задергалась.

В последний момент, будто опомнившись, казак произнёс:

− Извините, бог знает, что подумаешь, когда такое случается. Главное, я понял, что вы ни в чём не виноваты. Когда спешишь, тут уж не до выяснений. И спасибо, что помогли моей Галюше!

− Ну, что вы, я всё понимаю. Вы меня извините, если что не так…

Круто развернув коня, на ходу казак бросил:

− Всё нормально! Заходите как-нибудь к нам. Надеюсь, Галя вам рассказала, где мы находимся.

Эти слова звучали уже на ходу, так как лошади с места пустились рысью.

Я помахал им вслед, развернулся и пошёл в обратном направлении, думая о происшедшем событии.

Вспомнились копыта, нависшие над головой, ржание напуганной лошади.

Словно со стороны увидел себя растерянного. Почему-то мелькнула мысль о диких амазонках, что скакали когда-то по прериям с развевающимися волосами.

Невольно сравнил их с нынешним поколением… Современная амазонка-казачка не так эффектно выглядит в своём наряде. Это даже нарядом нельзя назвать − почти армейская форма.

Теперь всё перевернулось: девушки, женщины стараются ни в чём не отставать от мужчин. Около века назад они ещё грациозно скакали на лошадях, держа ноги по одну сторону седла, что смотрелось очень элегантно.

Вспомнился рассказ Пушкина и одноимённый фильм режиссёра Алексея Сахарова «Барышня-крестьянка».

Видно, я устарел в своих вкусах. Теперь даже при близком рассмотрении трудно определить пол субъекта.

«К чему эти мысли?» – подумал я…

29. 05. 2012 г.

(зарисовка)

Из окна пятого этажа высотного здания пятигорской городской больницы очень хорошо наблюдать по утрам, как меняется вокруг пейзаж, будто настроение человека – в зависимости от погоды и времени суток.

Наблюдать есть за чем, поскольку, почти прямо напротив, возвышаются две самые известные горы пятигорья: Машук и Бештау.

Сегодня на Кавказских Минеральных Водах занялась ясная заря, как почти весь октябрь в этом году – выдался на удивление тёплым, даже жарким, словно август.

Если бы не пожухлая трава и золото опадающих листьев да красное пламя рябин, неожиданно возникающее там и тут в скверах и вдоль улиц, да ещё – молчание птиц в пору успокоения природы, то вполне можно принять это время, как продолжение летней благодати.

Нужно сказать, что эту осеннюю пору я принимаю, как компенсацию себе, поскольку нахожусь в больнице на обследовании сердца.

Но это грустная история, о которой вовсе не хочется говорить. Благо, что поговорить есть о чем: о том, что ласкает за окном палаты мой взор даже в такой обстановке.

Я представляю, что это некая смотровая площадка, на которую я забрался, чтобы полюбоваться самому и теперь мне захотелось рассказать о своих впечатлениях, которые навеяны видами окрестностей Пятигорья.

В этот ранний час уже слышалось натужное гудение машины, поднимающейся в гору по одной из главных магистралей города, что проходит рядом с больницей.

Вдали за Бештау и Машуком, напротив моего окна, я приметил две синеватые тучки, растянутые по горизонту. Создавалось впечатление видимого, но далёкого берега, перед которым, на переднем плане будто простирается морской залив из синего-синего воздушного океана.

Под Машуком, совсем рядом, причудливо зацепившись за основание горы, будто стояли на рейде многопалубные корабли – возвышающиеся высотные здания всевозможных конструкций.

Эта мирная «эскадра» с «командой» жителей в каждой каюте-квартире наверняка ещё досматривала последние сны, а кто-то из её обитателей уже собирался по своим делам, ожидавшим их предстоящим днём.

И среди всего этого великолепия стояла необыкновенная умиротворённость и торжественность рождения дня.

Солнце уже начало свою игру бликами на окнах, а на одном, от прямого попадания луча Аполлоновой колесницы на стекло − загорелось золотым свечением.

Лесистые склоны Машука, с буро-зелёной листвой, говорили о глубокой осени на Кавказе, с необыкновенно тёплым бабьим летом.

Красавицы-рябины в палисаднике – три куста –притягивали к себе взгляды всякого, кто оказывался рядом.

«Подождите, − мысленно говорю я рябинам, − вы никуда не денетесь, а вот океанский пейзаж, точнее, иллюзия его, скоро могут исчезнуть…».

На фоне сказочной пристани Бештау смотрелась Ноевым Ковчегом. А низко парящий орёл над ним только подчёркивал величественность горы.

Телевизионная вышка на Машуке делала её похожей на маяк. Кажется, вот сейчас с высоты вышки мелькнёт направленный луч куда-то в пространство, показывая кус плывущим кораблям и океанским лайнерам. А может приглашая пришвартоваться к нашим берегам, где всегда будут рады далеким путешественникам…

Долго я любовался этими «слайдами» природы. Воображение уже рисовало палубу корабля, а вокруг – океанские вОлны, свет далёкого неба, китовые фонтаны от их лоснящихся чёрных тел…

Гул машин усилился, послышались звуковые сигналы клаксонов, город просыпался, и вместе с тишиной таяла иллюзия океанского пейзажа.

Я перевёл взгляд на три «костерка» рябин во дворе больницы, кажется, так неуместно посаженных здесь, среди человеческой боли и страданий…

«Но они словно дают надежду, − подумал я, − эти три огонька, свечками горящие в Храме облегчения и спасения.

Люди, приходящие сюда, смотрят на яркие кисти, и они невольно радуют глаз. Ведь это естественная природная красота – грозди налитых, сочных ягод, предназначенных осенью и зимой хорошей добавкой к питанию птиц.

Сама же рябина будет только рада облегчению. Придёт весна и вновь могучие силы жизни наполнят живительным соком её ствол. Лопнут дремавшие почки и новые клейкие листочки устремятся к солнцу!