Владимир Хотилов - Песня о погибших пилотах

«В армии сапоги только с портянками… Для солдатской службы шерстяные носки непригодны, – говорил отец, показывая сынишке, как надо ловчее крутить портянки, и потом произносил с затаённой грустью в голосе: – А мам и бабушек в армии нет – только служба да командиры…»

В раннем детстве, когда к ним в гости приходили друзья и соседи, а это были по большей части военные люди, то многие из них спрашивали мальчика, кем он хочет быть, когда вырастет.

– Генералом! – звонким детским голосом отвечал он, отдавая им честь, по-военному, правой рукой.

Однажды вечером к ним заглянули очередные гости на вечерний чай, а заодно поиграть в популярное тогда лото или карты. Мальчик в это время восседал на самом большом столе в их доме, и мать попросила его слезть с него. Просто слезть со стола ему не хотелось. Будущий бравый генерал должен был обязательно продемонстрировать перед гостями своё бесстрашие и отвагу. И мальчик, встав на стол, с лихостью прыгнул с него, но неудачно приземлился и сломал не правую руку, которой любил отдавать честь, как это делают военные, а левую, но боли и страданий от этого меньше не стало.

Перелом оказался сложным, но когда рука срослась, то мальчика возили на консультацию в большой город к опытному врачу-травматологу. Пожилой доктор посоветовал и показал матери, как надо мальчику правильно разрабатывать локтевой сустав у сломанной руки. И теперь мальчик ежедневно, стоя у стены, упорно делал разные и необходимые для этого упражнения с утюгом в левой руке, добиваясь положительного результата. Но в ту пору ни мальчик, ни родители ещё не думали и не гадали о его дальнейшей судьбе, и не знали о том, что именно эта травма уже никогда не позволит ему стать не только генералом, а даже простым солдатом.

Время шло, однако мальчик, теперь уже молодой человек, всё реже и реже беседовал с суровым на вид и неразговорчивым отцом, да и мать не была красноречивой, хотя изредка, но по делу вспоминала любимые выражения своей уже покойной матушки, а иногда к месту произносила пословицы и поговорки.

И одна такая поговорка из кладезя народной мудрости приобрела реальные очертания в судьбе молодого человека. Нет, он не стал бродить с сумой в поисках пропитания по необъятным просторам родного отечества, но зато угодил в тюрьму.

Тюрьма, а это был следственный изолятор, находилась в районном городке и была построена ещё во времена Екатерины Великой – крепко и надолго. С той поры, среди сидельцев, там гуляла легенда о единственном человеке, который совершил дерзкий побег из этого острога. Молва утверждала, что им оказался молодой и настырный цыган, который перепилил тюремные решётки влажными жгутами из конских волос, пропитывая их кирпичной пылью. Наш молодой человек к побегу не готовился, а смиренно ожидал планового этапа на зону.

Однажды его вызвали к заместителю начальника изолятора, обитатели которого называли его меж собой по-разному, но всегда насмешливо или со злостью, и самое благозвучное среди всех было наиболее коротким – замполит.

Замполит в чине капитана – невысокий человек средних лет, неприметной внешности, но довольно простодушного вида для столь закрытого учреждения, поинтересовался у него про родственников в городке, где располагался изолятор.

Молодой человек отрицал наличие таковых, хотя знал, что деревенька бабушки, где ещё проживали несколько его тёток, находилась не так далеко от этого городка. К тому же самая старшая из них работала здесь на какой-то фабрике и проживала в общежитие.

Она была незамужней, бездетной, в общем, старой девой, как и многие женщины её поколения, женихи и потенциальные мужья которых полегли на полях сражений самой страшной войны.

– Тут одна женщина обратилась, – продолжал замполит с улыбкой, и в его глазах засветилась хитринка, – говорит, что ваша тётя… Вам, конкретно, свидания и передачи сейчас не полагаются. Но мы могли бы что-то организовать для неё – родственница всё-таки…

Замполит замолчал и вопросительно посмотрел на молодого человека.

– Я же сказал – у меня здесь никого не было и нет! – чуть грубоватым, безжалостным тоном ответил парень. В то время с ним что-то происходило: иногда в его подсознание будто вживался чужой и жестокий человек. В эти минуты ему не хотелось видеть никого из знакомых людей, и родственники не были тут исключением.

Замполит чего-то выжидал, глядя на него, а молодой человек явно не желал продолжения их беседы.

– Что ж, понятно, – наконец произнёс замполит и, не меняя равнодушного выражения лица, добавил: – На нет и суда нет!

Их разговор на этом закончился, и надзиратель, по кличке Губан, увёл осужденного обратно в камеру. Этот надзиратель считался в изоляторе самым злым и грубым – многие подследственные и осужденные ненавидели его и одновременно побаивались. Наш герой относился к нему безразлично, ещё не зная, что этот, в общем-то, неприятный ему губастый человек с физиономией громилы родом из деревеньки его бабушки и даже приходится ему каким-то родственником.

С той поры прошло много лет, и однажды он повстречался с замполитом вновь, но уже в другом городе, на дороге, идущей в сторону храма, стоящего неподалёку от реки. Он, наверное, не узнал бы замполита, если б не военная форма на нём. Тот немного изменился, стал более солидным и на его погонах сверкали майорские звёздочки.

Бывший замполит тоже признал его и, как и он, замедлил для чего-то шаг; так они и прошли мимо, поглядывая друг на друга, словно пытаясь понять, отчего у них обоих возникли эфемерные ощущения почти родственной близости от этой неожиданной встречи. Но эти чувства были настолько слабы и мимолётны, что они даже не кивнули друг другу головой.

«Всего лишь майор, – подумал бывший узник изолятора, – и это за пятнадцать лет? – не кучеряво…»

Потом они случайно встречались ещё несколько раз и всегда на той же дороге. И он догадался, куда бывший замполит ходит пешком. Эта дорога ещё с давних времен служила трактом, по которому гнали подневольных каторжан в Сибирь, и с той поры, в стороне от храма, находилась старая городская тюрьма, где он, видимо, теперь служил.

Спустя какое-то время он встретил бывшего замполита в городском автобусе, курсирующим по той же дороге. Он был в гражданском костюме, с фетровой шляпой на голове, заметно пополнел, постарел и выглядел ещё более солидным. Они обменялись мельком взглядами, наверняка узнав друг друга, поскольку оба имели цепкую память.

«Вот жизнь!.. Кого хочешь, кого мечтаешь встретить – никогда потом не встретишь за всю оставшуюся жизнь, – с горечью подумал он, – а этого мента…» – и мысленно выругался, вспомнив неласковое прозвище замполита среди своих сокамерников того самого изолятора, где тот когда-то служил.