Анна Штумпф - Ленинградский трамвай

Меня будит резкий толчок, я ударяюсь виском о поручень. Добролюбова, остановка. Но отчего так резко? Авария? Спросонья оглядываюсь и замечаю людей в трамвае. Лица какие-то – вот, честное слово – врубелевские. Воспаленный недосыпом мозг отмечает большие глаза, бледность щек и какие-то тени вокруг глаз. Господи… Что стряслось, пока я дремал?

Чей это голос? Он разносится над замершим проспектом Добролюбова. Он летит над Невой на Васильевский остров. Он огибает Ростральные колонны, отталкивается от Биржи и несется дальше – на Дворцовую, на Невский… Он вливается в наш трамвай в открытое кем-то окно. Говорит репродуктор:

«… перестало биться сердце…»

Сжимаю голову руками. Что происходит? Почему чернота проступает на людских лицах, почему сжаты губы и нахмурены лбы? Неужели…

– Сталин… Сталин… Сталин умер… – цепочкой потекло от передней площадки до моей задней.

– Уммееер! – взвизгивает в истеричном вопле деревенского вида баба в платке и тулупе и заходится в немом рыдании. Ее некрасиво распяленный рот неприятно царапает меня.

– Так, спокойно, спокойно, товарищи! – поправляет пенсне хилый брюнет с портфелем. – Надо звонить! Надо составить коллективную телеграмму!

– Так хотелось, чтобы он сказал – состояние улучшилось, – спокойно-размеренно как бы про себя бормочет женщина в черном. Бледное лицо, впалые щеки и отрешенный взгляд. Крестится, шепчет что-то. Женщину никто не останавливает. Монашка?

К лицу подносит руки совсем молодая девушка. Смотрит в пол:

– Вся жизнь при нем… Товарищи, меня ж назвали в честь его дочери – Светланой! Засыпаешь – товарищ Сталин есть. Просыпаешься – он есть. Как же это? – обводит растерянным взглядом нас. Огромные от слез глаза обведены чернотой, темные волосы уложены в узел на затылке, лицо белее бумаги. Комсомолка…

Всхлипывает баба в тулупе, закрывает рот:

– Ойёй… что же это будет-то…

– Спокойнее, товарищи! – обладатель портфеля снимает пенсне и щурится беззащитными глазами. – Партия не допустит беспорядка! Мы должны сплотиться перед нашим общим горем!

– Ойёй… горе-то какое…

С рук матери слезает и подходит к бабе маленькая девочка в длинном до валенок тулупчике. Протягивает беленький платок:

– Не плачь, пожалуйста. Не плачь.

Замечаю, что на ребенка пристально смотрит остроносый паренек. По виду школьник. Пухлый рот, упрямая челюсть, мрачность Гамлета в глазах. Наверное, стихи пишет. Паренек беззвучно шевелит губами. Шапку держит в руке, надо лбом – густая темная шевелюра. К нему подходит девочка с платком:

– И ты не плачь!

– Я… – замолкает и опускает глаза. Все же смотрит на ребенка. – Меня зовут Иосиф.

– Как товарища Сталина! – ахает плачущая женщина.

– Запомните этот день, Иосиф, – медленно говорит доселе молчавший человек в углу средней площадки. – Вам жить в новую эпоху. А наша эпоха закончилась…

– Что же будет, что же будет… – раскачивается взад-вперед «комсомолка».

Вклинивается звонкий детский голосок. У девочки с платком, оказывается, есть брат:

– Мама! Мама, будет война?

Вихрастого парнишку в валенках и синем пальтишке прижимает к себе мать – полноватая женщина в пуховом светлом платке, сползшем на затылок – будто сошедшая с плакатов. Красивые славянские черты лица, уложенные вокруг головы косы, прямой аккуратный нос, большие серьезные глаза. Наверное, за таких шли из окопов на врага. О таких вспоминали короткими вечерами-передышками, целуя их карточки и пряча затем в карман гимнастерки. Да, за них шли умирать и за таких вот детей – бесхитростных, добросердечных утешителей в валенках и с платочком в руке.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.