Семен Винокур - Братьев своих ищи…

– Ты посмотри, Ривка, каких детей мы вырастили?!

Ривка с нежностью и гордостью смотрела на них.

– Каких ты… мне детей вырастила, – поправился рав Ашлаг. И видно было, что он растроган до слез.

Он вдруг резко встал, Ривка не успела опомниться, а он уже сбросил пальто, быстро снял одежду и в нижнем белье вошел в море.

Холодная вода «схватила» ноги.

Он нырнул и надолго исчез под водой…

Прошла минута… вторая…

Ривка, затаив дыхание, всматривалась в море.

Он не появлялся.

Она подходила все ближе и ближе к воде. Волны уже захлестывали ее ноги, платье намокло.

Прошла еще минута…

Он не появлялся.

– Юда… – прошептала она. – Юда-а-а-а! – закричала, чувствуя, как страх заполняет ее.

И тут же он вынырнул далеко впереди и размашисто поплыл к дальним кораблям, стоявшим на рейде.

Ривка следила за ним до тех пор, пока он не превратился в точку.

Рав Ашлаг заплыл далеко в море, перевернулся на спину и раскинул руки.

Вода держала его.

Бескрайнее море было вокруг, высокое небо над ним, мысли были легки как птицы.

И мысленно он продолжал писать одну из самых ярких своих статей «Поручительство».

Всё выходило так, как он хотел.

В 1999 году приехал я в Питер на премьеру моего фильма «Точка в сердце».

Потянуло меня в Колпино, там все-таки приличный кусок жизни прошел. Приехал, дом на Павловской узнал сразу, но никакой ностальгии не испытал.

На втором этаже, там, где мы жили, торчали в горшке засохшие цветы.

Дверь подъезда оказалась железной, с кодовым замком, – не войти. Подумал: «Не судьба, ну и не надо».

И тут слышу крик:

– Сеня!

Поворачиваюсь – Полина Борисовна.

– Полина Борисовна! – обнимаю ее…

И ностальгия возвращается.

Наша соседка, одинокая учительница, которая в нас сразу почувствовала своих, только мы въехали в этот дом. Очень состарившаяся Полина Борисовна вытирала слезу, не отпускала меня. И так голову прижала к моему плечу, прямо, как с фронта встречала. Мы не виделись 9 лет.

И вот сидим у нее в коммуналке, на стенах вместо обоев – фотографии выпускных классов, и говорим, и говорим…

И выясняется, что она уже 5 лет на пенсии, живет воспоминаниями, потому что действительностью жить не хочется.

Что приходят ученики иногда, но очень иногда.

Что дочь ее уехала в Москву с мужем и не звонит…

– Не было у меня на нее времени совсем, – говорит Полина Борисовна, – все время в школе, в школе… Пропустила дочку.

– А что Паша? – спрашиваю.

– Какой Паша? – отвечает, а сама смотрит куда-то в сторону.

– Ну, Ваш вундеркинд, Ваша гордость, который у Вас тут с утра до вечера пропадал. Вы ему еще котлеты делали вкусные, мне иногда перепадало…

– Ах, Паша?..

– Да, Паша, я его еще по Вашей просьбе на съемки брал. Что с ним?

– Он в порядке.

– Вы говорили, что он-то точно прославит школу и Вас, потому что он – талант.

– У меня к чаю есть сушки, ты, наверное, давно сушки не ел…

– Вы еще в пример его перед всем классом ставили, хотели, чтобы все такими были… Это он мне сам рассказывал.

– Он талант, да, – говорит Полина Борисовна и вдруг опускает глаза. – Но я не хочу о нем говорить, Сеня.

– Ну, не хотите – поменяем тему, – я уже волнуюсь, вижу, не тот вопрос задал…

– Он банк открыл.

– Ах, вот как!

– Да, он банк открыл большой и очень процветал.

– Все-таки прославился, как Вы и предполагали…

– И я тоже в его банк деньги положила. Он мне сказал: «Не волнуйтесь, Полина Борисовна, Вы же мне как мама».

И так лежали они… И я не волновалась… Все мои деньги.

– Так-так, – я уже начал понимать что-то.

– Только три месяца назад банк сгорел, – говорит Полина Борисовна. – Обанкротился.

– Деньги вернул? – спросил я и, наверно, слишком резко спросил.

– Нет, – тихо отвечает.

– Но вернет? – спрашиваю.

– Не знаю.

– А он что говорит?

– Он говорит, что все деньги сгорели.

– Все?

– Все, до копейки.

– Вы давно с ним говорили?

– Неделю назад, мне как раз пенсию задержали…

– У Вас есть его телефон?

– Не надо, Сеня, это все равно ничего не даст.

– Дайте мне его телефон, пожалуйста, я просто с ним поговорю…

– Он мне все объяснил…

– Я хочу с ним поговорить, Полина Борисовна, не волнуйтесь, все будет пристойно.

– Нет, Сеня, ну о чем мы говорим?! Мы, может быть, с тобой в последний раз встречаемся, а о чем говорим?!

– Я Вас очень прошу, Полина Борисовна, дайте мне его телефон.

Ну, что я ему сделаю, я ведь израильский гражданин, я для него не угроза.

Она встала, взяла с полки надорванную телефонную книгу и показала мне телефон.

Я сказал: «Он со мной говорить не будет, попросите Вы его к телефону».

Она позвонила. Ответила секретарша. Тут же соединила с Павлом Константиновичем.

– Скажите, что просите Вас принять, – шепнул я.

Она сказала.

И Паша на удивление быстро согласился. Даже спросил ее о здоровье.

Она положила трубку и сказала с надеждой:

– Мне кажется, Сеня, он хороший человек. Он так со мной сейчас говорил, что мне кажется, он мне деньги вернет…

Назавтра в 11:00 мы были у стеклянных дверей зеркального здания.

По вывеске это уже не был банк, это было финансовое управление.

Поднялись на восьмой этаж, прошли по стеклянным полам, я впервые такое видел – под стеклом плавали рыбки.

Перед нами открыли двери, нас усадили, угостили, не заставили ждать.

Он появился.

Он полысел, но взгляд был такой же, по-детски открытый.

Он даже обнял и Полину Борисовну, и меня. Сказал:

– Я очень рад, что Вы приехали, Семен Матвеевич.

Потом сел и произнес очень тепло:

– Слушаю Вас внимательно.

Я сказал сразу:

– Здесь какое-то недоразумение, Паша.

Клянусь вам, я был уверен, что, выслушав меня, он ответит: «Конечно же, меня неправильно поняли, я верну все деньги…».

Вернее, мне так хотелось, чтобы он ответил!

Но после моего пояснения, он сказал:

– Банк обанкротился. Такое бывает.

– Но деньги ты вернешь? – спрашиваю.

– Ну, как же я их верну? – говорит. – Полина Борисовна, дорогая моя, я же Вам все объяснил…

И вдруг Полина Борисовна встает и говорит:

– Извини, Паша, – и столько смущения в голосе. – Это Сеня приехал, он подумал… Мы пойдем…

Откуда это в нас, ну, откуда?! Это я уже сейчас по ходу написания истории разогреваюсь. Ну, откуда эта покорность перед таким откровенным, не прикрытым бандитизмом… Откуда?!

Я увидел ее, испуганную, одинокую, такую беззащитную перед всем этим. И сказал ей: «На секундочку, Полина Борисовна», – и потихоньку вывел ее из комнаты.

Повернулся к Паше, а он смотрит на меня, словно не понимает, в чем дело.

Я ему говорю:

– Она же тебе все свои сбережения отдала.

Он мне: