Александр Левченко - Каждый новый день – правда

Свобода человека заканчивается там, где начинается свобода другого, – повторил Кошкин. Эти слова запали ему в душу. Это же так логично. Самое главное – это действительно правильно. Он посмотрел на своего друга Витю Дёмина. И как же показательно общество сочло его сумасшедшим.

Уехать бы, – сказал Дёмин после затянувшейся паузы. – Но не так, что в другую страну или в город, типа Москвы. Москва – это просто более красивый и престижный сумасшедший дом, чем наш. А куда-нибудь глубоко в лес, в тайгу, где один единственный домик с одним единственным «психом». Там, где до тебя не дотянутся самовлюблённые пальцы сумасшедшей цивилизации.

Когда Кошкин посмотрел на часы, маленькая стрелка замерла между девятью и десятью вечера.

Витя, мне пора домой, – сказал Кошкин. – Если у тебя задержусь, то уже не успею на автобус, а на такси у меня денег не наберётся.

Подожди. Ты со мной не прогуляешься до человека одного? Это как раз по пути до остановки.

Хорошо, а что тебе от него нужно?

То, что поможет мне немного убить вечер, – улыбнулся Дёмин.

Витя Дёмин убивал вечера только одним способом. Принимая то, что принимать было запрещено.

Они вышли на улицу. Холодало. Друзья шли молча, где-то вдалеке, в стороне дороги лаяли собаки. Они прошли продуктовый магазин и двинулись по дорожке к детскому саду, в котором, будучи детьми, и познакомились. Забор ограждал всю территорию детского сада, а ворота закрывались на замок. Друзья перелезли через забор и вступили на территорию. Кошкин смотрел на пустые беседки и турники. Ветер поднимал с холодного асфальта листья, заставляя их плясать под ногами. Качели скрипели, ветер и их заставлял шевелиться, и было в этом ветре что-то по-настоящему зловещее.

Минув детский сад, Кошкин и Дёмин вышли на дорогу, которая проходила через школу. Около школы тоже не было ни души, и даже ветер не гулял в этом месте. Они свернули направо и подошли к грязно-розовому пятиэтажному дому, каждое окно которого горело ярким жёлтым светом.

Нам сюда, – сказал Дёмин.

Пройдя мимо нескольких подъездов, Дёмин указал на тот, который был нужен. Они открыли сломанную кодовую дверь и зашли в тёмный подъезд. На лестнице кто-то разлил банку уксуса, поэтому весь подъезд пропах мерзким кислым запахом. На втором этаже спал бомж, перегородив собой весь проход выше. Дёмин и Кошкин аккуратно перешагнули через него и поднялись выше. На третьем этаже уже не так сильно воняло уксусом, но запах мочи, исходящий от бомжа, был гораздо хуже. Вся стенка третьего этажа была чёрной от копоти. Видимо, кто-то умудрился здесь взорвать газовый баллончик.

Постой здесь, – сказал Дёмин. – Я быстро, – пообещал он и поднялся на этаж выше.

Раздался стук в дверь.

Кто? – донёсся до Кошкина приглушённый стальной дверью голос.

Витя Дёмин.

Послышался звук поворота ключа, дверь отворилась. Кошкин увидел луч света, который бил из квартиры, куда стучался Дёмин. Затем голос:

Витёк! Ты где был так долго? Проходи, – тот парень явно был рад видеть Дёмина. Дверь закрылась, и Кошкин снова очутился в полной темноте.

Стало тихо. Очень тихо. Кошкин не слышал даже сопение бомжа, который спал на этаж ниже него. Дима подошёл к окну, которое находилась на лестничном пролёте между третьим и четвёртым этажом, и открыл его. Он больше не мог терпеть невыносимую вонь, которая поглотила весь подъезд этого воистину жуткого дома. «Свобода человека заканчивается там, где начинается свобода другого», – вновь вспомнил он слова Дёмина. Интересно, можно ли считать этого беднягу, что лежит на этаж ниже свободным? Ему не нужно ходить на работу и платить за квартиру, ему не нужно выглядеть престижно или модно перед другими людьми. Он полностью свободен и не перед кем не отвечает. Кроме того, скорее всего, такой образ жизни он в той или иной мере тоже выбрал сам. Но ему нужна еда и кров. Не будь других людей, за кем бы он доедал объедки? В чьих подъездах бы спал? Выходит, он тоже зависим? Выходит, даже если ты вольный бродяга, ты, так или иначе, на поводке у более состоятельных людей. Получается парадокс: человек свободен от природы, но одновременно с этим всегда зависим от социума. Богач зависит от бедняков, которые на него работают, и бедняки зависят от богача, который даёт им работу. Тогда где же прячется свобода? Есть ли такое место на земле, где ты будешь полностью независим? «Уехать бы», – промелькнули в голове у Кошкина слова его друга. Можешь ли ты считать себя свободным, если сам добровольно отдал свою свободу? Ведь этот выбор был сделан непосредственно тобой.

Мысли Кошкина прервались, когда дверь на четвёртом этаже отворилась, и послышались голоса:

Где-то во вторник, на следующей неделе, – голос явно принадлежал Вити Дёмину. – Увидимся.

Дверь захлопнулась, Дёмин спустился по лестнице и увидел Кошкина.

Пошли, – сказал Дёмин. – Провожу тебя до остановки.

Они вышли из подъезда и отправились по тротуару к остановке. Стало ещё прохладней, а окна в домах стали светиться гораздо реже. Улицы оставались всё такими же пустыми. До остановки было десять минут пешком прямо по дороге.

Откуда ты берёшь деньги на дурь, Витя?

Ему от меня деньги не нужны. У него травы в доме достаточно для того, чтобы жить богаче нас с тобой обоих вместе взятых. А то, что он даёт мне, для него равносильно копейкам, которые ты даёшь попрошайкам на улице.

Кошкин открыл было рот, чтобы задать ещё вопрос, как вдруг Дёмин резко поднёс указательный палец к своим губам и прошипел:

Тихо! – он мотнул головой вперёд, указывая на два человеческих силуэта, которые виднелись в шагах двадцати от Кошкина и Дёмина. – Вот и санитары нашего сумасшедшего дома.

Это были полицейские, которые патрулировали ночные улицы.

Дима, дурь у меня в правом носке, – сказал Дёмин.

Кошкин выругался. Потом, оглядевшись по сторонам, сказал:

Давай направо и дворами от них.

Тебе ночью охота от ментов бегать? Просто проходим мимо и не обращаем на них внимания. Если идём мимо них, значит мы не боимся, что нас задержат.

А если остановят?

Не остановят.

Друзья почти поравнялись с полицией так, что Кошкин уже мог различать каждую деталь на их серой форме. Он слышал, как позвякивали наручники на их поясах и как стучали тяжёлые ботинки об асфальт. Они разминулись с полицейскими в полной тишине. Патруль даже не обернулся в их сторону.

Я же говорил, – прошептал Дёмин. – Это главные борцы со свободой. Свою свободу они давно уже продали, теперь охотятся за чужой.

Эй, парни, на пару слов подойдите, – вдруг окрикнул их голос сзади.

Валим! – только и крикнул Дёмин, но Кошкин всё бы понял и без слов.

Вот сучьё! – закричал полицейский.

Друзья рванули от полиции и сразу свернули с тротуара во дворы, которые знали, как свои пять пальцев. Кошкин бежал по родным улицам, не разбирая дорогу. Холодный ветер бил ему в лицо, проникая ледяным дыханием прямо в горло, скользкий снег неприятно чавкал под ногами. Они не видели и не слышали, гонятся ли за ними или нет, но оборачиваться, а тем более тормозить вовсе не собирались. Адреналин ударил в голову Кошкина, и тот нёсся со скоростью олимпийского бегуна, надеясь в темноте не налететь на что-нибудь и не упасть. Пробежав ещё несколько метров, Кошкин увидел остановку, к которой подъезжал одинокий автобус.