Татьяна Бурдакова - Анамнез жизни

Убрав книгу в сумку к остальным семи товаркам, я поднялась, вышла в тамбур – и остолбенела. Двери с обеих сторон оказались закрыты. Что за бред?! Неужели академик Вонишвили так усыпил мою бдительность, что я даже не услышала, как они захлопнулись?

Смутно предчувствуя неладное, я, забыв о гигиене, безрассудно припала к заляпанному стеклу тамбурной двери с надписью «Не прислоняться». Люди за окнами, как обычно, спешили, обгоняя друг друга, тащили сумки и чемоданы – и забегали в электричку, стоящую на соседнем пути. Людей было много и бежали они быстро. Значит, на Москву не обрушился ураган, люди резко не вымерли и пассажиропоток не исчез… Но почему тогда в мой вагон никто не заходит?!

Из нервных размышлений меня вывело внезапное шуршание в динамиках где-то над моей головой. Я вздрогнула и посмотрела наверх, туда, где, кажется, присутствовала единственная жизнь во всём поезде. Прекратив возиться, машинист звучно откашлялся и недружелюбно промямлил:

– В депо поезд идёт, в депо. Отправляемся.

От ужаса я подпрыгнула на месте и страшным голосом завопила. В депо!!! В депо, а ни в какое не в Монино!!! Так вот почему в поезде никого нет, а на табло не высветилась моя электричка: видимо, поезд только приехал, и машинист не успел ещё поменять табличку в своём окошке… Вот идиотка, сэкономила время! Отогрелась в тёплом вагончике! Переждала затишье перед бурей, чуть не уехала в депо! Хотела пройтись по краешку – и угодила в самое логово!

Надо сказать, способность мыслить логически никогда не относилась к числу моих достоинств. Несмотря на юный возраст – мне было тогда восемнадцать лет, – любой другой человек, конечно же, ринулся бы в вагон, нажал на кнопку вызова машиниста и объяснил бы ему ситуацию. Машинист открыл бы двери, выпустил человека и спокойно поехал бы, куда ему надо. Любой другой человек сделал бы именно так… Но только не я.

Навалившись на двери, я, истерично повторяя: «Твою мать, что ж такое… Что ж такое-то, что же это такое, Господи?!», стала пытаться открыть их руками. Но, как уже было сказано, уровень моей физической подготовки не сильно отличался от детского, да и вообще я всегда была тощей и хрупкой, поэтому мои усилия, естественно, не увенчались успехом. Отлипнув от дверей, я тупо уставилась на свои руки, испачканные в серой грязи, – как вдруг вагон тряхнуло, и поезд тронулся.

Издав истерический вопль, я принялась метаться по тамбуру. Поезд, между тем, неожиданно стремительно набирал ход; меня трясло и бросало из стороны в сторону – машинист был уверен, что везёт пустые вагоны, и поэтому, разумеется, не задумывался о пассажирском комфорте. В голове моментально всплыла расхожая фраза, с которой рассерженный народ обычно обрушивается на водителей автобусов и маршруток: «Поаккуратнее можно? Не дрова везёшь!» Меня везли, натурально, как бессловесные, сухие дрова, совершенно не церемонясь с моей персоной; везли со всеми моими вещами – с драгоценными книгами, являвшими собой библиографическую редкость, в том числе, с трудом академика Вонишвили; с только что полученной стипендией, аккуратно уложенной во внутренний карман дорогущей кожаной сумки; в кожаном светлом пальто и тоненьких ботильонах, совершенно не приспособленных для существования в каком-то страшном, надвигающемся на меня железнодорожном депо – и всё это происходило в режиме реального времени, на моих глазах, под лязг и грохот пустого вагона, ставшего из места спасения от ветра и снега моей личной тюрьмой.

Трясясь всем телом, я вбежала в вагон и схватилась за вещи. Надо бежать, бежать к машинисту, пусть остановит поезд, пусть включит задний ход или как там это у них называется и скорее доставит меня обратно! Я готова написать объяснительную на имя начальника всех электричек, командира вокзала, коменданта всех железных дорог – только верните меня на родной Ярославский вокзал, и я больше никогда не пренебрегу великой силой табло перед тем как выбрать, в какую электричку усадить свою неугомонную задницу!

Поезд нёсся уже очень быстро; платформы вокзала давно остались позади, замелькали какие-то хозяйственные постройки. Подхватив сумку с книгами, я взялась было за пакет с физкультурой, как вдруг замерла в предательской нерешительности.

Моё писательское воображение, уже вовсю разыгравшись, заставило меня содрогнуться при мысли о том, с каким приятным удивлением и даже, что там скрывать, вожделением, уставится на меня машинист, когда обнаружит, что в депо он везёт не только вагоны, но заодно и юную стройную девицу, о присутствии которой, кроме него, никто не догадывается. По коже у меня пошёл мороз от страха… Он, без сомнения, ни секунды не медля, накинется на меня и примется с отвратительным разнообразием удовлетворять свои низменные сексуальные желания, лишив меня тем самым исполнения моей мечты: у меня в жизни будет только один мужчина, он же муж, он же дед моих внуков. А что, если машинистов там двое?! Да ведь это тянет на групповое изнасилование! Нет, я могу, конечно, отсидеться в вагоне, пока поезд не отправят в следующий рейс, но где гарантия, что это случится сегодня и я не сдохну тут от страха и голода? Надо бежать, бежать, будь что будет!

В этот момент случилось то, чего я никак уж не могла ожидать. Двери в вагон с грохотом распахнулись, и в вагон ввалился бородатый мужик лет шестидесяти, одетый в грязный зелёный свитер с оленями, чёрные, вытянутые на коленях брюки и ватную безрукавку – тот самый, которого я увидела в одном из первых вагонов и о существовании которого у меня не было времени вспомнить. Увидев меня, мужик радостно замычал и, вытянув вперёд руки, пошёл на меня, демонстрируя явное желание заключить меня в свои объятия.

Это был, похоже, конец. От ужаса у меня перехватило дыхание. Похватав всё своё барахло, я что есть мочи бросилась наутёк, в сторону противоположного тамбура.

Я с дикой скоростью летела вперёд, оставляя позади себя один за другим пустые вагоны. В одном из них стоял, наверное, вытянув руки вперёд, страшный дед, возжелавший не то моей нежности, не то моих денег – и это заставляло меня бежать ещё быстрее: что бы ни было у него на уме, рано или поздно он двинется за мной, и надо было торопиться. Теперь у меня был выбор: или быть настигнутой дедом, или угодить в лапы похотливых властителей поезда. Так себе, конечно, альтернативка, но в случае машинистов есть хотя бы надежда: после моего вагонного марафона они, возможно, откажутся от своих планов – вряд ли кого способен возбудить вид мокрой, трясущейся бабы, обвешанной тюками и бормочущей несуразицу.

Пробежав таким образом все вагоны, я наконец упёрлась в гладкую белую дверь, за которой, собственно, и скрывались машинисты. Я застыла перед дверью в глубокой задумчивости. Что делать? Постучать сразу – или подождать? А чего, с другой стороны, ждать-то? Пока меня догонит непонятный дед и приступит к реализации своих таких же непонятных планов? Да и потом, никто, кроме машинистов, не сможет остановить поезд и вернуть меня обратно.