Олег Колмаков - Непрошеные, или Дом, с которым мне «жутко» повезло. Книга вторая. Жизнь продолжается?

– Не понял… – я глянул на адвоката с удивлением и некоторой настороженностью. – …А причем здесь «гитлеровцы»?.. О каких сокровищах вы, вообще, меня спрашиваете?

Мало того, что Виталий Зиновьевич фактически признался в своем нежелании заниматься моей защитой; попрекнул меня в отрыве от его более важных занятий… Так теперь он и вовсе понес полную ахинею о каких-то там «гитлеровцах и красноармейцах». Мужик вроде видный, а с головой нелады.

– Извини. Это я о своем немного задумался… – будто услышав мои мысли, тотчас поправился собеседник. – …Устал я после утомительной дороги… Да, ещё и эта адаптация к новой для себя действительности… Итак. На чем мы с тобой остановились? Ах да, вспомнил… – адвокат уперся кулаками в стол. При этом на его безымянном пальце левой руки блеснул массивный золотой перстень в форме кошачьей морды, инкрустированной мелкими бриллиантовыми камешками. Наклонившись надо мной, он продолжил говорить уже полушепотом. – …Не стану скрывать того, что поначалу мне очень хотелось пободаться с местной коррумпированной и продажной Фемидой. Уж мы бы с тобой в проигрыше, точно, не остались… Однако поразмыслив, все же решил не ввязываться в этот долгий, утомительный и совсем не справедливый (прежде всего, с моей стороны) процесс.

– То есть, вы окончательно решили отказаться моей защиты?.. – быстро сообразив, что никакого сотрудничества с чересчур «занятым» Виталием Зиновьевичем у нас вовсе не получится, мне захотелось побыстрее закончить пустой трёп.

– Ты вновь неправильно меня понял. Зачем ввязываться в долгосрочную тяжбу, если её можно вовсе избежать?.. Сейчас ты подпишешь один договорчик, после чего, мы навсегда покинем стены данного тошнотворного заведения… – он пододвинул ко мне чистый лист. – …Поставь снизу свой автограф.

– И не подумаю… Какой же это, к чертям собачьим, договор?.. На вашем «фиговом листочке» отсутствует текст, который мне следует завизировать. Ну, и кроме того, я не вижу смысла о чем-либо договариваться (да, ещё и в письменной форме) с человеком, который никоим образом не желает поучаствовать в моей судьбе.

И тут меня вдруг посетила довольно-таки неожиданная мысль.

«Что если всё, ныне меня окружающее… И эта убогая комната, и адвокат, и табурет, на котором я ныне сижу… Всё это, не более чем спектакль… Постановка, устроенная сотрудниками изолятора ради получения моей, так необходимой им подписи…»

– Сынок, ни в том ты нынче положении, чтоб артачиться… – чуть наклонившись, адвокат дружески похлопал меня по плечу. – …Прошу так же учесть, что участие в следственных мероприятиях и защита обвиняемого – это вовсе не одно и то же. Потому, как и защищать можно по-разному… Кому-то достаточно сочувствия и доброго слова… В каких-то случаях, действительно, следует вступить в ожесточённую схватку и возможно набить кому-то морду… А бывает и так, что подзащитного достаточно просто вывести из-под удара более сильного противника. Чем, собственно, я и намерен нынче заняться. Однако, для осуществления вышеозначенных планов, мне необходима самая малость. Твоя подпись, под нашим договором о взаимном сотрудничестве…

То ли его уверенный голос, то ли его искреннее обращение: «сынок»… В общем, мне отчего-то хотелось ему верить.

– Где гарантии тог, что я подпишу именно договор?.. – поинтересовался я с нескрываемой обречённостью. – …Что данная бумага в последствие не станет моим смертным приговором… И, вообще, с какой стати я должен вам верить?.. По сути, я впервые вас вижу. Свои документы вы мне не предъявляли, я даже не знаю вашей фамилии… С тем же успехом можно переодеть в белый халат надзирателя, оставшегося сейчас за дверью, после чего, выдать его за моего лечащего врача.

– Ошибаешься, дружок… – с хитрецой в голосе улыбнулся адвокат. – …Ни у одного из здешних конвоиров, не может быть такого перстня… – Виталий Зиновьевич поднес к моему лицу, сжатую в кулак левую руку с тем самым массивным «болтом». Мне даже показалась, что кошачья морда на том самом перстне, слегка прижмурилась и улыбнулась. – …А, кроме того… Ни один конвоир, как и не один сотрудник правоохранительных органов или ещё кто-либо, не скажет тебе о том, что о твоей защите хлопотала именно Марта…

И ведь, действительно. Никто из ныне живущих на Земле, знать о Марте просто не мог. Разве что Бес, который видел её прошлой ночью… Однако даже этот зек не мог знать её имени. Да если б и знал… Из камеры он, один чёрт, не отлучался. Ни с кем, кроме меня одного, за прошедшие пять-шесть часов он вовсе не общался.

И всё же главным, если не сказать наиглавнейшим аргументом в пользу подписания чистого листа, для меня оставалось обещание самой Марты помочь мне в самом ближайшем будущем. Похоже, именно этот адвокат и стал первым шажком на предстоящем пути моего освобождения.

– Эх, была, ни была… – я предпочёл рискнуть. В данной, вовсе непростой ситуации, рассчитывать я мог лишь на некое чудо, на нечто сверхъестественное. Именно таковой, мне и представлялась сейчас Марта. Только на её поддержку мне и оставалось нынче уповать. – …Давайте авторучку, я готов подписать ваш пустой договор.

– Э-э, нет… Какая «ручка», какие «чернила»?.. Данный документ подписывается исключительно кровью…

Рядом с чистым листом бумаги, тотчас легло лезвие опасной бритвы.

«Кровью, так кровью» – в ту минуту, в моей голове не возникло и малейшего сомнения по поводу столь экзотичного визирования документа. А может, и возникло… Скорей всего, кое о чем я, конечно же, догадывался. Однако было мне тогда, абсолютно пофиг. Главное, чтоб я мог поскорее покинуть это жуткое заведение.

После того, как с горем пополам, я нацарапал свой автограф на белом поле листа, на нём вдруг проявился весьма странный текст.

«Преклонение, за избавление.

Подчинение и покаяние на все времена.

Ни мне, ни ему, все имени Твоему.

Небытие и забвение, как высшая кара».

Просто и лаконично. Никаких вам давно набивших оскомину обязательных фраз, наподобие: «мы, нижеподписавшиеся…» или «права и обязанности сторон». Никаких «форс-мажоров» и юридических адресов. Не было тут и утомительного перечисления условий, растянутых на пятьдесят-семьдесят пунктов и стольких же мелких подпунктов. Все было предельно кратко и почти понятно. Почти…

Так и не успев в полной мере налюбоваться столь минимизированным документом, как та бумага с подписанным договором вдруг потемнела. Прямо на моих глазах она принялась превращаться в пепел, рассыпаясь на бесконечное множество светло-серых пылинок…

Начальник следственного изолятора полковник Караулов, прибыл на место своей службы, как никогда рано. Аж, в половине девятого утра!