Андроник Романов - Краткое руководство по левитации

Нравится (139) Ответить • 26 апреля в 22:10

Влада Агафонова.Где же вы были с вашей вкусняшкой пять часов назад??? Сейчас глубокое «после шести» – уже нельзя, а так хочется!!!

Нравится (95) Ответить • 23 апреля в 22:13

Максим Воронов.А я согрешил по такому случаю))) Аркадий респект. Знатный бутер! Зачет!

Нравится (11) Ответить • 23 апреля в 21:46

Света Чурсинова.Читала, что лучшая основа для брускетты – чиабатта.

Нравится (3) Ответить • 23 апреля в 22:13

Стас Зыков.А домашний латте это из кофемашины штоле?

Нравится (0) Ответить • 23 апреля в 22:15

Аркадий Арбатов.Вы, Стас, невнимательно читали мой пост. Я писал о разумном аскетизме. Наличие кофемашины в корне противоречит этому принципу. Она создана для ленивых сибаритов. Это не мой случай.

Нравится (19) Ответить • 26 апреля в 22:16

Alex Taler.Захлебнитесь в собственном дерьме в своей рашке

Нравится (1) Ответить • 23 апреля в 22:20

Михаил Бусель.Ну ты посмотри на него! Фекальный монстр. Блокирую. Аркадий, изгоните-таки этого дерьмо-демона из вашей ленты!

Нравится (37) Ответить • 23 апреля в 22:21

Аркадий Арбатов.Ок, сейчас.:)

Нравится (37) Ответить • 23 апреля в 22:21

Ольга Шацкая.Для желающих плыть против течения всегда найдутся галеры?)

Нравится (5) Ответить • 23 апреля в 21:23

Михаил Бусель.Не всё то оппозиция, что смердит, Оленька!)

Нравится (23) Ответить • 23 апреля в 21:24

Варя Вереск.Миксером взбиваете молоко?)

Нравится (1) Ответить • 23 апреля в 22.28

Варя Вереск.????

Нравится (3) Ответить • 23 апреля в 22.33

Аркадий Арбатов.Вручную. Коли пошла такая пьянка, научу вас, как готовить латте так, чтобы он не отличался от аналогичного, например, из «Шоколадницы». Понадобится емкость для кипячения (предположительно – эмалированный или алюминиевый ковшик с длинной ручкой, наверняка у вас на кухне где-нибудь такой водится), френч-пресс (кто не знает, что это такое, советую погуглить, увидите картинку – сразу поймете), молоко, вода и кофе. Сахар по вкусу. Я пью латте из большого стеклянного стакана, похожего на пивной. Итак, первым делом кипятим в чайнике немного воды. Далее, наливаем молока в емкость, из которой собираемся пить кофе. Где-нибудь 80–85 % от предполагаемого объема напитка. Переливаем молоко в ковшик, ставим на плиту и начинаем нагревать. До кипения не доводим. Как только молоко нагрелось, переливаем его из ковшика во френч-пресс. Ополаскиваем ковшик, кладем в него две чайные ложки молотого кофе, заливаем небольшим количеством (полстакана, не больше) горячей воды и ставим на плиту. Как только кофе закипит – выключаем. Получится такой кофейный концентрат, в народе – эспрессо.:) Дальше берем френч-пресс с горячим молоком и интенсивными движениями поршня вверх-вниз взбиваем молоко до пены. Как только пена полезет за край, открываем френч-пресс и переливаем молоко в стакан. Туда же тонкой струйкой доливаем кофе. Латте готов. Теперь ставим его рядом с доской, на которой лежит только что приготовленная вкуснейшая брускетта, берем в руки вилку и нож, отрезаем кусочек, кладем в рот, жуем, наслаждаясь сочетанием вкусов, запиваем нежнейшей молочной пеной с тонким кофейным ароматом. Попробуйте проделать все это утром, как проснетесь. Я спать.:) Завтра на работу. Вот вам, мальчики и девочки, напоследок слова великого Терри Пратчетта: «Нормальный семейный человек, который каждый день ходит на службу и ответственно относится к своим обязанностям, мало чем отличается от самого чокнутого психопата». Доброй ночи, народ!:)

Нравится (47) Ответить • 23 апреля в 22:58

Нужно слегка прибавить шаг, чтобы отчетливей слышать тонкую нотку ее собственного запаха, растворившегося в душном, отравляющем опиуме Ива Сена Лорана. Грамацкий знал этот парфюм и потому различал, как пахнут ее плечи, шея, затылок у основания пышных каштановых, тщательно расчесанных волос, заплетенных в короткую густую косу, схваченную у основания острыми гребнями голубой жемчужной мантары. Неожиданно похожая на аккуратную девочку Вермеера, водившего к себе персонажей сквозь игольное ушко камеры-обскуры, такая же точная в выборе жемчуга, видная так же – вполоборота, она шла впереди, обгоняя Грамацкого на полшага. Ни дальше, ни ближе.

Заговорить с ней для него было все равно, что прикоснуться к поверхности воды, спугнуть отражение, в котором по глубокому, выцветшему за лето небу над его девятиэтажкой беззвучно плывет самолет, и в которой она просыпается, целует его в губы, не открывая глаз, наощупь – ровный контур зубов и кончик языка. Почти касается его встревоженного нёба.

– Выспался?

– Руку не чувствую…

– Отлежала? Бедненький… Приходи сегодня пораньше, у меня для тебя сюрприз.

И не важно, какой именно, – важно «у меня для тебя».

У самого входа в метро он ее обогнал, чтобы придержать тяжелую стеклянную дверь, услышать «спасибо», на мелькнувшее подобие полуулыбки выдать приготовленное заранее «хорошего дня» и сорваться по отвесному эскалатору вниз, на ходу допивая остаток этой внезапной придуманной пятиминутной осенней жизни – от «Магнолии» до эскалатора – воображая, в каком направлении она поедет – в центр или в Алтуфьево, почти ревнуя к тому, кто будет стоять в вагоне позади нее.

Всего лишь эпизод, но какой! Грамацкий рисовал так и не увиденный овал ее лица, придумывал, как она бы сказала утром, пристегивая край чулка к шелковому кружевному поясу:

– Дойдем до метро и, не прощаясь, разъедемся.

Трагично и красиво. Декаданс в духе Лотрека, возведенный в патетическую пошлость. Все равно, как иллюстрировать «Темные аллеи» довоенными порнографическими открытками. «Хотя, – подумал Грамацкий, – теперь это винтаж. Может быть, еще не искусство, но уже точно – эстетика. Как Вертинский».

– Что?! – громкой женский голос вернул его в душный вагон метро.

Рядом одна девушка говорила другой:

– Что значит – не умеешь парковаться? Не слушай ты его! Мужики – они однозадачные. Вот если он водит, значит, он только водит, а женщина… Ну, ты сама понимаешь.

– Да!

Грамацкий поморщился. Он легко себе представил как та же самая девчушка – в буклях и маникюре – говорит совсем уже другой – не важно кому:

– Представляешь? Я Алинке такая: «Мужики все однозадачные». А она: «Да-а?»

И эта подмена интонации переводит Алинку на темную сторону, делая из нее тупое, презираемое, ни разу не солидарное чмо.

«Все дело в интонации, – подумал Грамацкий, – именно она о том, КАК это, и ЧТО за этим последует, к чему приведет, как отразится. Это «да» – легко могло бы лечь в основание целого направления схоластической философии… Как же все это глупо и раздражает… Паттерн на паттерне… Единственное, что им всем по-настоящему нужно, собственно, как и собакам, – спокойный уверенный голос». Именно так он и говорит «хорошего дня», желая смыслом, предлагая тоном и демонстрируя каким-нибудь не особо широким жестом – пропуская вперед, придерживая дверь, уступая место, – самое востребованное в этом мире, то, чего человек лишается, покидая материнскую утробу, – ощущение безопасности.