Андроник Романов - Принцип неопределённости

Линия подбородка выдаёт вернее всего. Смотришь на своё отражение в тёмном стекле айфона и замечаешь всё то, что публично в себе ненавидишь, то, с чем на самом деле давно уже смирился: мрачное от хронического недосыпа, усталое лицо человека, продолжительное время не поднимавшего на регулярной основе ничего тяжелее чайника. Того, кому надо бы меньше жрать, начать-таки отжиматься, качать пресс, завести женщину. Обязательно уточняешь: для регулярных заплывов на долгие двух-трёхчасовые дистанции. Это – метафора. Хотя бассейн – тоже здравая мысль.

Идея покончить с одиночеством оформилась в июне, месяц тому назад, когда, плавно прокручивая ленту «Фейсбука», я увидел фото молодой парочки, странной даже для этого виртуального кладбища остатков веры в человечество. На юноше был светлый клетчатый пиджак, под ним – белая хлопковая сорочка с голубым шейным платком, а на голове – маленькая зелёная шляпа с короткими полями. Его подруга – вся в белом, усеянном мелкими синими цветочками сарафане, с неожиданной подростковой невидимкой в коротких стриженых волосах. Юноша был сыном моего старого приятеля, с которым мы водили дружбу ещё с институтских времен.

Парочка выделялась на фоне унылых перепостов своей вызывающей демонстрацией счастья, радостью, впечатанной в саму плоскость снимка, такой естественной и незамысловатой, какая бывает только у собак, влюблённых и идиотов. Я подумал странное: «Вот они – вместе». И от этого чужого слова стало вдруг как-то особенно грустно.

Я смотрел на них, а они на меня, и я пытался представить, какой он – этот двадцатипятилетний мерчендайзер, прорвавший каким-нибудь ранним утром причинно-следственную ткань своей незамысловатой жизни тем, что не выпил чашку приготовленного мамой какао, или тем, что решил выйти под дождь без зонта. И что он говорил этой смелой папиной дочке, каких детей кукурузы расписывал, чтобы она вот так ухватилась за его, как ей теперь кажется, мужеское плечо?

Я сохранил фото, открыл его в локальном альбоме, приблизил до оплывших от оптимизации пикселей, подвигал изображение пальцем. Мне стало скучно. Я выключил айфон и сунул его во внутренний карман пиджака. Это было в понедельник, на утренней летучке, месяц тому назад. Шеф, по обыкновению, вдохновлял нас обещаниями премий и грядущими августовскими отпусками. В обед я полез гуглить ближайший бассейн и зарегистрировался на сайте знакомств. Анкета получилась бодрой, наврано было немного, скорее, даже не наврано, а припорошено легкой многообещающей неопределённостью. Так, чтобы потом не краснеть, если дело дойдёт до отношений. О себе соорудил следующее: «Я никого не ищу, мне близка простая восточная мудрость: то, что моё, от меня не уйдёт, а то, что ушло, моим никогда и не было». Это сочетание отрицания и сопливой, протёртой до дыр профанации Дао должно было стать прекрасной наживкой для женщин, реагирующих на фокусы реверсивной психологии и при этом предрасположенных к элементарному абстрактному мышлению.

С фото пришлось повозиться. Подходящих не нашлось. Пошёл в пустую переговорку делать селфи. Гримасничал, подтягивая неестественной улыбкой наметившийся второй подбородок, расправлял плечи, старался выглядеть непринужденным. Пару раз чуть не попался, но дело сделал. Выбрал три довольно-таки приличных фотографии, прогнал их через фильтр Инстаграма, залил на сайт и уехал на встречу.

Ехать пришлось долго, через пробки и переулки, практически вслепую, ориентируясь исключительно на голос навигатора. Устал жутко, потому после, как оказалось, необязательного десятиминутного обмена любезностями и документами возвращаться в офис не стал, поехал сразу домой. На Белорусской площади привычно встал у светофора. Образовалась неизбежная пауза, одноимённая вакууму будничной вечерней усталости, в котором, как в покачивающемся проявителе, медленно проступили двое с фейсбуковского фото. Человек в полосатом пиджаке с голубым шейным платком и его подруга в белом сарафане. Я наморщил лоб, вспоминая, на фоне чего они были сфотографированы. Подумал, что хорошо бы, если бы это было у моря. Например, Ялта. Ялтинское побережье. Я хорошо помню контур этого места. Проверять не стал. Было лень доставать айфон. Мозг тут же по привычке выдал креативное оправдание: «Пока не вижу оригинал, – подумал я, – волен достраивать, перестраивать и толковать изображение как мне вздумается… Как с котом Шредингера… Например… Они гуляли по набережной… Он выпендрился, как это любят столичные мальчики, приезжая в провинцию: шляпа, пиджак, а она… Она живёт на Массандре – они ведь именно так и говорят: «на Массандре», – на улице Щорса…»

Я рассмеялся: «На Щорса? Серьёзно – на Щорса? Там, наверное, и улицы такой нет…» Сзади взвыл клаксон, я глянул на светофор и рванул вперёд, налево, на мост, ускоряясь, обходя ленивых и нерасторопных. Захотелось поскорее скинуть костюм, сорвать галстук, швырнуть в корзину с грязным бельём сорочку и – под прохладный, густой тропический душ.

Моя однушка – образец педантизма. Но отнюдь не потому, что я любитель подумать над горой мокрой посуды или нахожу медитативной траекторию движения швабры по поверхности керамического пола кухни, устроенной по американскому образцу. Это противоестественное для половозрелого мужчины стремление к порядку – результат двухлетней дрессуры моей бывшей недожены, при воспоминании о которой во рту появляется привкус, должный по логике напоминать какой-нибудь гадкий колдовской ингредиент. На самом деле всё не так уж и плохо. Мои красные полотенчики и фарфоровые – строго для чая – чашки магическим образом действуют на девушек, бывающих у меня исключительно транзитом, по дороге из клуба домой, к невыспавшимся расстроенным родителям.

В тот вечер я, мокрый и голый, вышел из душевой кабины и, не касаясь полотенца, оставляя следы на блестящем ламинате, побрёл в кухню открывать вино. Это было очень, очень неаккуратно. Я тянул время. В комнате меня ждал ноутбук, подключенный к Интернету, в котором дрейфовала гружённая отборными незамужними барышнями «Мамба» – сайт знакомств, в котором я днём разместил анкету. Интрига была не в том, чтобы кого-нибудь снять – с этим я справлялся неплохо и без чьей-либо помощи, – а в том, с какой целью затевалось это сомнительное знакомство. Захотелось с чистого листа и хотя бы месяц – только театры, прогулки и разговоры. Ничего больше. Мне самому всё это казалось маловероятной и абсолютно не нужной при моём стабильном образе жизни авантюрой. И не то чтобы я этому противился, но и не спешил, наливая в фужер рубиновое «Ламбруско», распаковывая кус пирога с мясом, купленный по дороге в универмаге.