Таня Гуревич - Принцип моей неопределённости

Редактор Татьяна Сидельникова

Корректор Татьяна Сидельникова

Фотограф Полина Трель

© Таня Гуревич, 2020

© Полина Трель, фотографии, 2020

ISBN 978-5-0053-0011-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мы были странными. Я замечала это ещё ребёнком: едва уловимые отличия от сверстников. Что конкретно это было – тень ли во взгляде, какая-то особенная непосредственность жестов, внимательность к другим, не свойственная детям в их естественном эгоцентризме – не знаю, но что-то нас всех выделяло.

Это замечала не только я. Учителя давали нам специальные задания, темы для сочинений, лучшие роли в школьных постановках. Не скажу, что мы чаще тянули руку на уроках, но спрашивали нас как будто чаще. Сейчас я пытаюсь осознать это и попробовать объяснить: что это? Наша попытка выделяться в социуме – следствие естественной компенсации инаковости? Или наоборот? Не исключаю, что это всего лишь игра моей памяти, которая выделила маркером только примечательные воспоминания, делая всё остальное блёклым и скучными. Всё может быть.

Мы многих злили, даже будучи детьми. Я помню своего классного руководителя: она улыбалась, но смотрела с едва скрываемой ненавистью – тогда я думала, что причина в нашей неугомонности и безбашенности. Она говорила язвительные, пропитанные ядом вещи, к которым, по существу, было не придраться. Однако, к старшим классам ее яд распространился и на других детей, умы которых оказались благодатной почвой для такой рассады. Но к тому времени это уже не имело никакого значения и никак нас не задевало – мы уже научились распознавать своих и чужих.

Большинству было всё равно – это большая удача нашего детства и отрочества, хотя и большой бич взрослого мира. Вежливое невнимание окружает нас в самые тяжелые моменты наших жизней, будто окутывает огромными пластами стекловаты – мягкими и теплыми, предательски кажущимися убежищем. Только вот остаются саднящие невидимые ранки везде, где ты соприкасался с ними. Для общества это звукоизоляция от всякого неудобного знания: лучше не замечать чего-то, что может заронить зерна сомнений в твою душу. Лучше жить в тихом спокойном уютном мирке, где абсолютно ВСЁ в порядке.

Травли в школе не было. Это было очень приличное заведение, в которое не так-то легко попасть, а поведение учеников регламентировалось рядом строгих правил. Несоблюдение каралось исключением, что означало массу проблем и головной боли для родителей – вот тут-то ребёнка и могли начать травить. Но не в школе. Большинство из нас сумели избежать неприятных столкновений с бытовой ксенофобией: кто-то, просто соблюдая тишину и смиренное молчание, кто-то, прикрываясь чем-то другим, кому-то просто везло. Оказало ли это влияние на нашу взрослую жизнь? Сложно сказать. Может быть, еще рано говорить об этой взрослой жизни.

Я с нежностью вспоминаю тех, кому хватило смелости общаться с нами открыто, без фальши и притворства, не отводя взгляда. Они получали бонус за свою прямоту: сопричастность к процессу огранки этой самобытности, участие в становлении личности. Ничем не прикрытая, но напротив, откровенная неприязнь преподнесла нам урок: как бы мы ни старались вписаться в рамки, для большинства мы так и оставались непонятным явлением в мире нормальных людей. Собирали когда-нибудь пазл из тысячи кусочков и с каким-нибудь абстрактным изображением? Или шедевром импрессионистов? Наши попытки мимикрировать в обществе были похожи на эксперименты с вроде бы подходящей деталькой: кажется, её можно вставить в общую канву, но только с усилием – оказывается, не совпадает ни рисунок, ни форма. Картина с коробки пазла не сложилась, и ты знаешь из-за чего. Но кусочек мозаики стремится занять какое-нибудь место. На нём настолько неясное изображение – то ли небо, то ли рябь воды, то ли листва – что сложно даже понять из какой он части, где его место? Остаётся только вслепую пробовать подставлять его, то тут, то там.

Не все мы были изгоями. Хотя у большинства из нас была обычная жизнь, она всё-таки умудрялась периодически преподносить свои сюрпризы. О них необязательно было кому-либо знать, только и всего. На самом деле теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что следует благодарить судьбу за эти «сюрпризы». Они служили ориентирами и признаками того, что ты все ещё следуешь своему пути. Как только становилось слишком спокойно – это был верный знак тупика. Кто-то искал именно такого затишья: уютное ничто, ничего не требующее и не ждущее от тебя. Ну а кто-то застревал в недоумении: я вроде бы правильно шёл, что я делаю в этом районе?

Справедливо будет спросить: чем плохо спокойствие? Не все ли его ищут? Возможно. Но я знаю так много людей, в поисках тихой гавани нашедших болото. Нужно уметь отличать болотную трясину, тишайше тянущую тебя вниз, от чистой и светлой воды, на которой можно лежать, раскинув руки покачиваясь на волне, как на ладони мира – безмятежно и спокойно. Какой водоворот вынес тебя в эту воду, где ты плыл, прежде чем вынырнуть здесь? Дыши полной грудью, распахни глаза – твой путь привёл тебя сюда сам.

Начать, наверное, надо с того места, где началась моя дружба с Натой – линейки в первом классе. У неё были длинные, красивые волосы и очаровательный бант, но он ни в какое сравнение не шёл с её потрясающей улыбкой и огромными глазами – я часто пересматриваю наши фотографии того дня и до сих пор не могу налюбоваться на эту картинку.

Мы стояли рядом и слушали директора школы: все эти слова были приготовлены понарошку для нас, а на самом деле целевой аудиторией были родители. Мамы и папы, бабушки и дедушки слушали, как хозяйка настоящего Лицея обращается к их деткам вот так – по-серьёзному и по-настоящему. Наигранно доверительная речь, напускная заботливость и вовлечённость призваны были расположить взрослых и окончательно убедиться, что членские взносы и многочисленная подготовка оказались действительно ценной инвестицией. Дети не понимали ничего.

Нас рассадили по партам и началась учёба. По каким законам природы происходит дружба? Почему она случается с одними, и не получается у других? Почему невозможно совпасть с другим человеком, просто подобрав набор «параметров»: общие увлечения, одинаковый социокультурный контекст, похожие интересы? В итоге всё равно должна случиться химия: у каждого есть некие элементы, которые либо вступят в реакцию с чужими, либо нет. И нам не всегда очевидно, какой набор у нас. А ещё мы не знаем, какой будет результат у этого химического эксперимента. Не правда ли?