Виктор Плотицын - Богиня Грецкая

К несчастью, прямо за плетнем мирно дремала большая корова. И Машины нетерпеливые шаги ее разбудили.

Корова встала и сделала то же, что и Маша. Но с грохотом струи пожарного брансбойта. Мало того, еще и добавила в шум мощного журчания характерный громкий треск и звуки падающих лепешек.

Юноша Валентин согнулся от беззвучного хохота. Мария, не разбирая дороги, умчалась к дому, где поселили девушек. Корова спокойно улеглась на прежнее место.

Любовь закончилась, едва начавшись.

Киреев по глупости рассказал о происшествии кому-то из коллег. После чего ни о каком продолжении любовного романа не могло быть и речи.

Но судьба оставила их рядом в качестве сослуживцев. Они продолжили работу в том же институте. Параллельно защитили кандидатские, а позже докторские диссертации. Стали ведущими научными сотрудниками. При этом Киреев как коммунист и мужчина активно рос по административной линии. А Копылова, будучи беспартийной женщиной, застыла на руководстве небольшой группой.

С приходом демократии картина принципиально не изменилась. Киреев продолжал восхождение по служебной лестнице. Копылова командовала своим мелким коллективом и обреченно исполняла бесплатные общественные поручения.

Мне они оба казались излишне занудными. Но с Копыловой я общался гораздо больше. Поскольку для меня она не только начальник по службе, но и научный руководитель в борьбе за престижное звание кандидата филологических наук.

Тему диссертации я выбрал и отстоял сам. Она связана с так называемым «языком падонков». Это особый жаргон многих пользователей Интернета. Основанный на принципиальном отрицании существующих норм орфографии.

То есть человек («аффтар») не хочет забивать себе голову дурацким правописанием слов типа «ключ и к» или «замоч е к». Потому что он свободная творческая личность. Он жаждет покорять сердца интернет-аудитории рассказами о великом себе. А слабая грамотность мешает воспринимать данного гражданина как светоч культуры и духовного наставника.

Выход прост, как мычание. Пусть и «ключик» и «замочек» пишутся подчеркнуто неправильно – к примеру, «ключег» и «замочег». И пусть все видят, что это сделано намеренно. Отчего авторитет «аффтара» крепчает до уровня новейшей танковой брони.

В Интернете даже есть ссылка на человека, с которого началась титаническая работа по мордованию русского языка. Он первым придумал выражать одобрение словами «красавчег», «зачот» и «жжош, сцуко». А неодобряемым индивидуумам сдержанно советовать «выпей йаду», «убейсибяапстену» или «в Бабруйск, жывотное».

И семена новой субкультуры упали на благодатную, щедро удобренную навозом почву.

Основным достижением российской средней школы можно считать тот факт, что большинство ее выпускников тихо, но отчетливо ненавидят культурное наследие вообще и литературную речь в частности. Поскольку их учили не разговаривать на языке Бунина или Цветаевой, а зубрить непонятные правила и кондовые идейные лозунги про образ лишнего человека. А им это нравилось примерно так же, как боцману окурок на палубе.

Они с радостью восприняли новый стиль речи. Для них «язык падонков» быстро стал массовой любимой игрой.

Меня буквально умилили две надписи на асфальте возле многоэтажного дома. Одна традиционно гласила: «Катюша, я тебя люблю!» Вторая была животрепещущим откликом – из числа тех, что поощряет мечты и рождает надежды: «Жжош, сцуко! Пеши исчо!»

Я несколько месяцев пристально следил за перепиской «падонков» в Интернете. Собрал кучу цитат, стараясь по возможности опускать совсем уж непечатные выражения. Составил предварительный словарик наиболее частотных элементов речи:

«Аццтой» – плохо, отвратительно.

«Баян» – это уже было, идет повтор общеизвестного.

«Зачот» – хорошо, «низачот» – соответственно, плохо. Явный след студенческого прошлого «аффтаров».

«Ржунимагу» – смешно.

«Яплакалъ» – было безумно смешно.

«Фтопку», «фупазор» – написано отвратительно.

«Кисакуку! Ты с какова горада» – жестокое обвинение в провинциальном образе мыслей.

«Девачко» – понятно без дополнительных объяснений.

«Многабукафф» – слишком длинно, не хочется читать дальше.

«Деффки» – особы женского пола, имеющие промысловый интимный интерес.

«Коттостроффа» – неудача с вышеупомянутыми особами женского пола.

И так далее.

Кстати, среди текстов преобладали творения яркой эротической направленности. Проще говоря – неуклюжие подростковые рассказы о сексуальных подвигах с опытными умелыми учительницами. Либо корявые взрослые истории о сказочно прекрасных контактах с секретаршами, медсестрами, проводницами пассажирских вагонов и прочим игриво настроенным контингентом.

Судя по одинаково безликим перечислениям поз и движений, все это было сплошное вранье. Но в шелухе интернетных переговоров рождались и настоящие шедевры народного творчества:

«ХХХ: – У меня такие значки классные, маленькие с букофками, можно слова выложить.

УУУ: -Урод! Это ты рассказал Андрею, где их достать?

ХХХ: – Ну.

УУУ: – Выложи на себе «Йа труп» и жди.

УУУ: – Я утром опаздывала и на брюки не посмотрела. Блин, я полдня ходила с надписью «Йа попко» на заднице.

ХХХ: – Песец!

УУУ: – Нет, песец был, когда я пошла на переговоры с нашими французскими коллегами. Они не слушали ни хрена из того, что я говорила, а просили переводчика перевести, что у меня на заднице написано, а он, сцуко, ржал, чуть под стол не ушел.

ХХХ: – И что сказал?

УУУ: – Что это у нас бэйджики такие…»

С сайта Bash.im – Цитатник Рунета.

По-моему, именно подобная переписка объясняла популярность нового жаргона. Он давал возможность почувствовать себя нестандартным. После уроков или работы сесть за компьютер и поиграть в плохого мальчика или девочку. Поскольку Интернет уже давно стал не только средством общения, но и образом жизни.

В общем, работа над диссертацией выглядела интересной и многообещающей. Основанной на живом любопытном материале.

А потом я обратил внимание, что «падонковский» сайт набит рекламой, как дачный чердак старым барахлом. Идейные вожди делали на своих плохих мальчиках и девочках обычный торговый бизнес.

И во мне что-то замкнуло. Интерес к новому жаргону растаял, как сон и утренний туман.

Мария Степановна всерьез переживала мою затянувшуюся творческую паузу. Она не могла взять в толк, как научный сотрудник может жить без ясных целей и радужных перспектив.

– Женя, у меня складывается впечатление, что вы попросту не хотите получить ученую степень. Я не права?

Я вяло пытался возражать.

– Конечно, хочу. Только если бы ее дали прямо сейчас, без дополнительной работы. А писать диссертацию, которую все равно никто не будет читать, по-моему, граничит с идиотизмом…