Анастасия Королёва - Жизнь души

Так, я рос совершенно обычным ребенком, ничем не отличающимся от других моих сверстников. Как и когда точно во мне сформировался тот раскол, я не помню… Но то, что мои внутренние желания абсолютно не совпадали с теми жизненными обстоятельствами, которые меня окружали – это абсолютно точно…

Итак, о родителях. Как я помню каждый из них жил своей жизнью. При этом я не могу сказать, что был обделен их вниманием. Я видел их старания уделять мне время, развивать мои способности, в общем, знал, что в семье меня любят. От общения с ними я усвоил четко, что в жизни я должен учиться, жениться и найти хорошую работу. Эти были те ориентиры, к которым я и стремился, стараясь оправдать их ожидания, в тайной надежде на то, что они оправдают мои, однажды помирившись.

Мама часто со мной шутила, водила в театр, на выставки, кружки, занималась школьным воспитанием; папа водил на футбол, хоккей, болтал со мной по пустякам о политике, спорте, машинах. Но между ними царила полная тишина. Они оба были хорошими людьми, но причина, по которой они не могли наладить между собой общение мне была неясна. Но точно знаю, очень меня мучила. Видя, что они ничего не хотят с этим делать, я отчаивался. Иногда в атмосфере я чувствовал летающие искры негатива, метался между ними, в надежде объединить, что никак не выходило и доводило до отчаяния. И на этом все…

Несмотря на то что я был окружен достаточным количеством людей, внутри я чувствовал ужасающую пустоту, полное одиночество и раскол на две части, которые желали соединиться, но не находили способа это сделать.

Несчастный случай, произошедший со мной однажды, ненадолго объединил родителей, и заодно открыл во мне новые экстрасенсорные способности.

Однажды во дворе нашего дома оказался мой школьный друг Серега с мопедом. Это был наполовину самодельный аппарат, издающий дикое рычание и извергающий клубы дыма из выхлопной трубы. Звук работающего мотора был такой громкий, что в нашем панельном доме дрожали стены и дребезжали стёкла в деревянных оконных рамах.

Мы с папой выглянули в окно и увидели Серегу, сидящего верхом на мопеде и машущего мне рукой. Я выбежал во двор и с восторгом посмотрел на его «нового» коня, грациозно стоящего на тротуаре. Несмотря на то что мопед был явно старой рухлядью, собранной из нескольких таких же в один, на тот момент он произвёл на меня неизгладимое впечатление. «Я бы всё отдал за такой!» – подумал я тогда.

Папа вышел следом за мной.

– Пап! Можно мы прокатимся! Ну, пожалуйста. Мы рядом, вокруг дома, – я умоляюще посмотрел на него.

Он слабо кивнул, немного побледнев и сдвинув брови. Я знал, что он не сможет мне отказать, видя, с каким восторгом я кинулся к мопеду. Хоть я и обратил внимание на его реакцию, но не придал ей никакого значения, пока был в эйфории от нестерпимого желания прокатиться.

Мы запрыгнули на жёсткое истёртое сидение и рванули с места. Встречный воздух ударил мне в лицо, и я крепче ухватился за бока друга, сидевшего впереди. Мы завернули за угол дома и развили скорость по пустынной, темнеющей от наступающих сумерек аллее. Я бросил взгляд на ржавый трясущийся спидометр, похожий на большой будильник, закреплённый на руле, стрелка подёргивалась возле надписи «50 км/ч». Внезапно я почувствовал острый укол в сердце от сковавшего меня страха, а в следующую секунду увидел как руки моего друга не могут удержать неуправляемый руль, виляющий в разные стороны. Уже через мгновение мы летели в канаву, тянущуюся вдоль обочины, позади я услышал голос бежавшего за нами папы, он выкрикивал моё имя. Если бы мне не было так больно, я бы уже тогда удивился его появлению.

Очнулся я уже в карете скорой помощи. Всё тело ныло, переломанные рёбра не давали дышать. Я открыл глаза и посмотрел на искажённое лицо папы, в котором радость и боль смешались одновременно. Сразу же я спросил про друга. Со слов папы, понял, что друг практически не пострадал, отделавшись двумя синяками, и завтра даже пойдет в школу, а мопед придется выбросить на свалку, как не подлежащий восстановлению, я же, влетев в дерево, переломал себе два ребра с левой стороны, левую ключицу и левую ногу в двух местах.

Тот случай научил меня многому. Папа рассказал, что почувствовал приближающееся несчастье, выбежал из двора, понимая, что уже не в силах ничего изменить, не сможет догнать мопед, и уже готовился принять удар судьбы, которого не ожидал. Через месяц у него отросли седые волосы, а мама первые дни после аварии все время причитала и плакала. Тогда я сказал себе, что впредь буду осторожнее, я не готов был видеть страдание на лицах моих самых родных людей.

Папа был для меня больше, чем просто человеком, который дал мне жизнь, воспитывал и наставлял, он был моим другом. По моему мнению, одним из его главных достоинств было умение расположить к себе людей и руководить ими. Он исключительно миролюбиво общался с окружающими, если к нему обращались за помощью или советом, всегда отвечал участием. Люди это чувствовали и тянулись к нему в моменты, когда надо было получить совет, помощь или найти компромиссное решение проблемы. Я полагаю, что тягу к помощи людям, оказавшимся в беде, я унаследовал от него.

В свой одиннадцатый день рождения я, как и последние три недели, проснулся в больничной палате. Тело уже не так ныло, больше чесалось под наложенным на ногу гипсом и туго затянутыми вокруг туловища повязками.

«Ну почему я влетел в это дерево! Проехать бы ещё полметра, и я, как и мой друг, мог свалиться на траву, ничего себе не сломав! – думал я. – Ох, прожил одиннадцать лет без приключений, и тут на тебе!»

Обычно я радовался каждому наступлению дня рождения: уже с утра подарки и поздравления сыпались на меня со всех сторон, от родственников, друзей и учителей. Но в тот день я приготовился к тому, что буду грустить, отмечая день рождения в одиночестве, в больничной палате. Настроение было испорчено, праздника ожидать не стоило.

Словно желая развеять на мои грустные мысли, в палату вошёл лечащий врач.

– Ну что, Артур, сообщу тебе приятную новость в честь твоего дня рождения. Кстати, мои поздравления! – с улыбкой произнес он и потрепал меня по плечу. – Сегодня я тебя выписываю, все твои косточки ровно срастаются, ранки затянулись, долечиваться будешь дома, под присмотром мамы и папы. Гипс пока не снимаем, ещё недели две будешь с ним ходить.

– Ох… – выдохнул я с облегчением.

– Ну вот и отлично, вижу, что ты рад. Улыбайся почаще и быстрее поправишься. Хорошее настроение, видишь ли, способствует скорейшему выздоровлению!

К обеду мы приехали домой, радости не было предела! Больничная палата оставила у меня в душе унылое впечатление, там было скучно, всё по режиму. А когда я находился дома, в родных стенах, я мог делать всё, что душе угодно, тем более в день рождения. Подарки, поздравления и пожелания скорейшего выздоровления сыпались на меня до самого вечера. Приготовленный мамой праздничный бисквитный пирог со сметанным кремом и цукатами, стоящий посредине стола, выглядел настолько аппетитно и был таким вкусным, что мы втроём умяли больше половины за пять минут.