Владимир Шлома - Воспоминания и рассказы

В пятом классе мы изучали биологию, занятия проводил директор школы. Каждому ученику была выделена маленькая грядка на школьном участке, на которой по индивидуальному заданию каждый ученик должен был что-то вырастить. В конце года победителя ждал приз. Я очень хотел занять первое место, но мне досталась грядка, на которой уже рос ревень – растение, стебель которого используется для приготовления компота, ее нужно было только поддерживать в чистом состоянии, ни о каком урожае речь не шла, поэтому из претендентов на победу я автоматически выпадал.

Зоологию у нас проводила Евдокия Петровна. Она интересно проводила занятия и умела нас заинтересовать. Она ставила нам задачу взять шефство над каким ни будь колхозным животным: теленком, поросенком или жеребенком, и за ним ухаживать. Рассказывала, что пять лет назад у нее училась девочка Соня, которая ухаживала в колхозе за теленком, о ней даже в газетах писали. Нам тоже хотелось, чтобы о нас в газетах писали. Я ходил помогать соседу деду Митрофану ухаживать за колхозными лошадьми. Привозили им сено, поили, убирали навоз. Я спрашивал деда Митрофана, может их еще почистить, как я в кино видел.

– Да кто их чистит, – сказал дед – еще не дай бог лягнет тебя, горя не оберешься.

В специальной тетрадке я записывал проделанную работу, а дед Митрофан ставил оценку и расписывался.

В то время, когда я помогал деду Митрофану ухаживать за лошадьми, произошел один курьезный случай. Недалеко от конюшни стояла старенькая хата, которая использовалась как сторожка, и место где бригадир давал колхозникам наряды на работу. Раньше в этой хате кто-то жил, но потом все померли, наследников не было, и хата отошла колхозу. В хате стояла обычная печь с грубкой и лежанкой, стол и несколько стульев, а вдоль стен стояли обычные деревянные лавки. Середина хаты была абсолютно свободной, поэтому туда для просушки положили два десятка дубовых бревен, из которых планировали изготовить полозья для саней, как для конных, так и для тракторных. Сторожем здесь работал старый дед, которого звали Пантелей Матвеевич.

Пантелей Матвеевич был очень высокий и очень худой, выше его в селе был, пожалуй, только один человек, наш сосед Сергей Логвин, которого мама иногда просила повесить у нас в доме рушники на картины, и он вешал их прямо с пола, так как легко доставал руками до потолка. Дед всегда, и зимой и летом ходил в одном и том же брезентовом плаще с капюшоном, поэтому его сутулая фигура была узнаваема издали. Походка у него тоже была особенная: он наклонял корпус вперед, и только потом, чтобы не упасть, переставлял ногу. В глаза все называли деда уважительно, Пантелей Матвеевич, а за глаза – Пантюх. Тем, кто при ходьбе плохо переставлял ноги, обычно говорили: «Что ты ходишь как Пантюх».

Пантелей Матвеевич сторожевал один, каждый вечер с наступлением сумерек он приходил в сторожку, а утром уходил домой, ночью он должен был несколько раз проверять конюшню и воловник, в котором стояли тягловые быки. В тот вечер он, как всегда протопил грубку, постелил на лежанку свой плащ, сверху старенький овчинный тулупчик, и прилег отдохнуть. Вскоре запарился, слишком сильно натопил, спать на лежанке было невозможно. Выход из этого положения нашелся быстро, он перенес на лежащие на полу дубки свой плащ, на него снова расстелил тулупчик, лежать было немного жестковато, но вполне терпимо, и вскоре он уснул сном младенца. Проснулся он только утром, когда его растолкал пришедший на работу бригадир. Оказалось, что лежит он уже не на дубках, а на земляном полу у углу хаты, все дубки исчезли. Видимо ночью воры аккуратно перенесли сторожа на его плаще с дубков в угол хаты, а все дубки вывезли.

Еще Евдокия Петровна рассказывала нам о кроликах, какие они замечательные. Она умела увлечь, и мне захотелось завести кроликов. По моей просьбе отец купил крольчиху, но предупредил, что ухаживать буду я сам. Я сделал для нее клетку, кормил, поил и ухаживал. Потом пошли крольчата, я сделал еще несколько клеток, потом еще. Летом у нас было до 50-ти кроликов, на зиму оставляли двух крольчих и кроля. В доме появилось дополнительное мясо и немного денег за проданные шкурки. Правда мясо, опять же, как и раньше было зимой, летом кролики были слишком худые, чтобы их забивать, да и летнюю шкурку невозможно было продать.

В отличие от младших классов, в старших была обязательна трудовая отработка во время летних каникул. В пятом классе 10 дней, в шестом пятнадцать и в седьмом двадцать. Правда работали не полный день, а только до обеда. В пятом классе мы пропалывали и окучивали картошку на дальнем и ближнем огородах, а также пропалывали все посаженное на этих огородах. Кто все это сажает, я как-то не задумывался. Осенью мы на этих же огородах собирали урожай, грузили его на телегу и эту телегу отвозили ….., куда бы вы думали? В сарай к директору школы. Я был очень удивлен, если не сказать больше.

– Мы что, как панщину отрабатываем, – спросил я одну из учительниц.

– Тише ты, какая панщина. Это просто трудовое воспитание. Ну не выбрасывать же все это – ответила учительница.

При трудовой отработке в шестом классе Борис Макарович предложил мне вместе с ним ремонтировать и красить парты. Он видел, как я работаю на занятиях и решил, что с таким заданием я должен справиться. Я конечно согласился, эта работа была для меня более интересной, но поинтересовался, как ее будут засчитывать, день за день, или хотя бы день за полтора. Для меня это было немаловажно, так как я этим летом работал в нежинском плодосовхозе, и из-за этой отработки терял в заработке там. Директор пообещал засчитывать день за полтора. Мы с ним несколько дней ремонтировали и красили парты. Потом перешли на ремонт теплицы. Работа шла нормально, пока директор не притащил для ремонта посадочных ящиков в теплице доску с характерными круглыми вырезами. Эта доска была явно из школьного туалета. Я отказался браться за нее руками.

– Но я же берусь. – настаивал директор.

– Это Ваше дело, – отвечал я. – А я не буду.

– В таком случае я засчитаю тебе отработку день за день.

– Ну и засчитывайте. Тогда и парты ремонтировать я больше не буду.

Остаток отрабатываемых дней, я на зло директору, провел вместе со всеми с тяпкой в руках, пропалывая грядки.

После седьмого класса я положенные дни уже не отрабатывал. Борис Макарович ушел на пенсию как директор, и остался только преподавателем. К нам пришел новый директор, Смаль Петр Иванович. Всем, кто работал летом в колхозах и совхозах, он засчитал эту работу как трудовую отработку. Я тем летом работал в плодосовхозе прицепщиком.

Но Борис Макарович, в принципе, был хорошим директором, он всей душой болел за нашу школу. Много сил он потратил, чтобы открыть в школе музей нашего земляка, погибшего в войну при защите Киева, Героя Советского Союза генерал-полковника Кирпоноса М.П. Ему долго никто не разрешал, потом согласились на краеведческий музей, в котором будет отдел про Кирпоноса. Под этот музей Борис Макарович даже освободил самую большую из комнат, в занимаемой им при школе квартире. Для этого музея учитель рисования из первой школы Минько написал прекрасный портрет Кирпоноса, а скульптор из Ични сделал два бюста Кирпоноса, один из гипса для комнаты в музее, и второй, такой же, но отлил из бронзы. Сейчас в Вертиевке краеведческий музей, основанный Борисом Макаровичем, располагается в специально построенном здании, на входе в него стоит бронзовый бюст Кирпоноса М.П.