А. Миров - 0:2 В пользу в (б) реда

Осипова срочно поступила на службу, разбавив благодарность отвращением. Славное призвание не потерялось в страницах трудовой книги. Звание Пемзы с ручками, как отзывалась о вынужденном труде Зинаиды её соседка, не легло мыльной преградой на творческом пути. Зана Сиа зарегистрировалась в социальной сети, что принуждает к публикации фотографий, запечатлевших чванливость, и видеороликов, где в главной героях тщеславие. На перерывах между посторонними мозолями и безвестными ногтями, врастающими желтизной в заветренное мясо кривых пальцев, девчушка пялилась в камеру модного смартфона, со знанием дела болтая о жизни в ЦАО и косметологии. Любопытствующие, в миру подписчики, количеством составляли двузначное число. Наверное, когда-нибудь, через долго-долго, фанаты, как о них думала Зина, достигли бы целой сотни, но вмешался случай с именем Однажды. Но до него ещё дожить надобно, поэтому пока двигаемся навстречу вон тому мальчонке, что воровато оглядывается в излишне стройном коридоре.

Пиджак, бросивший пускать лоск в глаза ещё троицу годков назад, скромно примостился на гвоздике около маленькой чёрной курточки. Шейный отдел привычно вытянулся, заставив треть мужского костюма вернуть себе кургузость и подозрения, что в его родословную затесалась тряпка половая обыкновенная. Ему безразлично, что соседка, вопреки заявлениям, к коже имеет отношение токмо в связи с человеческой, коей повинна служить верой, правдой и теплом. Ежели ты по-настоящему влюблён, облик волнует исключительно свой: мол, достоин ли я, гожусь ли, стану ли избранником. Только её избранником. Только бы её. И покуда длится чувство прекрасное, доброе, светлое, мыслями гадится единственно в себя, а как в сердечке пламя изменяет масштабу, тут и зрение возвращается, и поиск несовершенств фонтанирует наружу. Сердечко ж не мангал, на углях из страсти любовь не приготовишь. Но то дела будущие. Покамест воротимся к мальчонке, добровольно оставшемся без пиджака.

А он успел скинуть помеченные звездой кеды, что давненько убежали от белизны в серость. И теперь, блестя ногтем большого пальца сквозь раззявивший дыру носок, истово прислушивается. Вроде, тихо. Хотя чего это вроде? Тихо! Замечательно тихо!! Паренёк замер, раздумывая, стоит ли подпрыгнуть и какая высота почтенна для ликования. Вдруг нежданная амнезия посетила младую голову, кулачки сжались, губы завернулись внутрь, веки отдалились друг от друга, будто сильно поссорились. И тут из кухни пискнул чайник, затем застонал и распустился на свист. Мальчонка вздрогнул. Рывок, не случившись, было начал таять, но внезапно переориентировался в направление назад. Дырявый носок ткнулся в резиновый шлёпок. Потом, одумавшись, выскочил, точно побрезговал открытой обувкой. Судорожно потёрся о пол рядом с облезлой тумбой, выудил из-под неё раздавленные бременем тапки и схоронился в том, что более походил на правый. Другой носок стыдиться себя не намеревался, однако последовал примеру. Юноша выдохнул, глянул на руки, спешно избавился от кулаков и понуро двинулся на кухню.

Он ступал аккурат по трели, вымощенной русскими слогами, что, если сложить, никак не складывались. Незнание английского языка не освобождает от желания подпевать иностранной песне. Пущай изрыгаемые слова даже отдалённо не напоминают авторские, в собственной голове сие звучит великолепно. А нейтив спикеры всё одно не слышат, а ежели когда соприкоснутся, пущай на себя пеняют, раз на понятном языке сочинить не удосужились.

– Ой, Мурик, напугал! – вынув наушник, Осипова зло уставилась в физиономию, переливающуюся недоумением, влечением и смущением.

Ну во-первых, чего он удумал ноги марать о тапки, которые и не тапки вовсе, а натуральная грибница?! Сколько себя помнит, они всегда имели вид угодивших под каток, будто сие не износ, а способ изготовления. Чьи они? Откуда они? В пору на шоу их отсылать, где всякие сумасшедшие соревнуются с актёрами за звание мага. А она ведь ему только в лицо гневается, значит, свидания незащищённого пальца с царством микробов можно было избежать. Во-вторых, это всё-таки она! Не вредная бабка с шутками промеж вставной челюсти, не противные Уськовы, от которых несёт снобизмом даже без их присутствия, а она – прекрасная Заночка. Ради неё эти грибковые тапки он готов приладить и на рваные носки, и даже на собственную голову. Фу! Фу, конечно, но если надо! Если она скажет. Она. Как хорошо, что это она! В-третьих, она! Это же она! Почему она? Она же сегодня на работе до вечера. Он лично в её ежедневнике видел, когда она после завтрака убежала заменить серую толстовку, ибо соседка как бы между прочим отметила, что в ней Заночка родная сестра комару. Вроде и не обидно, ну где комар и где самая красавица из красавиц? Ну совсем же не родственники! Хотя после бабкиных слов и прелестные ручки будто высохли, тонкая талия сравнялась с бёдрами и рёбрами, нос вытянулся, глаза сощурились, кифоз накрыло горбом. Думалось, сейчас, нет, прям вот сию секунду она взлетит, и всю кухню взорвёт от мерзкого писка.

– Ты чего, уснул? – Зина бросила пританцовывать и на всякий случай вынула второй наушник.

Господи, этот невыносимый писк!

– Иди, куда собирался, – Осипова обхватила ручку чайника обеими ладонями и составила толстобокого с плиты. – Я здесь буду музыку слушать, – она продемонстрировала два беспроводных устройства. – Могу даже дверь закрыть.

– Да я ничего такого. Я просто с обеда. Я помыться вообще хотел!

– Разумеется, – Зинаида потеряла то, что так и не выросло до интереса. – Дверь-то закрывать?

– Сам закрою, – буркнул мальчонка и принялся отвязывать искусанную жизнью верёвку, позволявшую полотну иметь вид полноценный и дееспособный.

Кто его вешал – доподлинно неизвестно. Скорее всего тот же чудак, что расшаркал эти тапки. Видно, тогда-то дверь заодно с петлями обрела психологическую травму и теперь наотрез отказывается, выходя из косяка, прилегать к стене. Ты её побитенькую отворотишь, а она хлясь, и обратно. Хорошо, ежели токмо замочком щёлкнет, может же ещё и по фасаду того, кто, не ведая преград, намеревался войти следом.

Нервно дрыгая ручонками, паренёк одолел узел. Ну кто так привязывает?! Будто и не для удобства передвижения человека, а в суровое наказание двери. Явно бабка расстаралась. Едва он расположил конечности, что называется, по швам, как полотно с остервенением врезалось в коробку. Юноша вздрогнул, разозлился на себя за пугливость – ещё пред бестолковым предметом не хватало козырять низменными эмоциями. Ладно бы то часы какие умные были или смартфон большой и дорогой, наконец, телевизор. Хотя нет, он ведь паренёк, а не мужичок, чтоб к телеку всё самое ценное нести: еду, живот и мозг.