А. Миров - 0:2 В пользу в (б) реда

– Ой! – молодого человека посетили ощущения, знакомые буквально до боли. Он таки вспомнил, что на кухню ходил вовсе не поздороваться, и, позабыв недоумение, влечение и тем паче смущение, исчез в помещении, что охранял страдающий ожирением Амурчик, бессовестно справляющий нужду в никуда.

– Ой! А ведь режим инкогнито давно пора переключить на всегласно.

Прошу любить да жаловать, Мурат Заваркин – квартира номер 12, звонить два раза. Вечный, уверена приёмная комиссия, абитуриент местечкового художественного техникума и временный, думает сам паренёк, санитар психиатрической лечебницы. Средний рост, ниже среднего доход и ещё ниже степень таланта, по заверениям всё той же приёмной комиссии. В отличие от Зины-Заны родителей своих знал только по чёрно-белым фото, на которые, кажется, стоит нечаянно чихнуть, и строгие лица канут с изображения в пыль. Рос под надзором бабушки, уставшей от жизни с момента отсечения пуповины. Именно она тыкала широким ногтем, напоминающим лопату, в альбом с карточками каких-то родственников, приговаривая:

– От же матушка твоя. От и батя.

– А это кто? – вопрошал кроха Мурик, дивясь на серые физиономии, проклявшие улыбки.

– Да пёс разбери – щурилась женщина. – Товарищи ихние, видать.

С каждым годом память отпускала бразды правления, и бабушкин перст марал новые старые снимки. Заваркин поначалу изумлялся вслух, мол, как же так, в прошлый раз матушка и батя грозили взглядом совсем с других фотографий. Но ба натурально и слыхом не слыхивала, чего там внучек бормочет. Когда-то она решила выдавать свою многочисленную и большей частью неопознанную родню за предков Мурата, потому что смириться с истиной природой дочки и «ейного хахаля» мешали тщательно спроектированные ожидания. Нет, то, что плоть от плоти ранёхонько маманькой стала – енто даже хорошо. Ну или всяко лучше, чем в шкуре старой девы до могильной плиты таскаться. Правда, без замужества паршивка в подоле принесла. Но так и жук этот, обрюхат, от дитятка не отказывался.

Не случилось Муратику и года, как дочка с сожителем умотали, позабыв раскланяться. Схлопотав инфаркт и выжив вопреки прелестям деревенской лечебницы, бабушка отныне болеть себе запретила. Вернулась домой, забрала внучка от подружки-соседки, прослезилась, глядя, как он заходится неподдельной радостью, уложила на тихий час и ну кидаться на всё, что осталось от паразитки-дочери. Потом, правда, жалела, что ни одной фотографии не выжило в том жесточайшем бою. А однажды к ней милиция нагрянула, говорят, смотрите, что у нас есть, и протягивают снимки. Бабушка глянула и твёрдо решила очам своим не верить. Да куда там, ведь точно они: кровинушка её и негодяй ейный. Только опухшие, будто водой почки растворяли. Пока женщина силилась понять, чего это молодых как на дрожжах оттопырило, тот, что повыше, снял фуражку, отдал низкорослому и затараторил. Бабушка надела плащ, к коему из-за размера остро желалось добавить эпитет «палатка», завязала косынку на два узелка и молча вышла. Милиционеры переглянулись и следом выскочили.

Перекошенный УАЗик испуганно крякнул, но женщина не обратила внимания. Она гладила сухой ладонью плащ-палатку с таким видом, словно всю жизнь сидела здесь, на заднем сидении, оттого недоумения отчаявшегося авто казались ей совершенно непонятными, более того, неуместными как картошка в плове. Хотя сам УАЗик считал картошкой именно бабушку.

С трудом отколупав левый бок транспорта в салон впихнулся тот, что повыше. Низкорослый милиционер, сняв фуражку, вскочил в правый и выстроил на коленях башенку из головных уборов.

Пока за окном мелькали деревья вперемешку с полями, бабушка ворошила прошлое в поисках гвоздика, который распорол систему её воспитания. С тем, что дочь с ейным проходимцем обчищали наивных старух, представляясь социальными работниками, она смирилась быстро. Не охала, не ахала, за отремонтированное сердце не хваталась. А вот к тому, что судьба заставит пережить собственного ребёнка, женщина оказалась не готова. Ещё больше под дых било предстоящее опознание.

– Найдены на берегу речки. Отнесло течением. Смерть от утопления. Предположительно не поделили добычу…

Отчего-то тот, что повыше произносил это слово с ударением на первый слог – дóбычу. Наверное, раздражение мешало упасть в обморок или лупить говорящего вместе с его низкорослым коллегой по мордасам да кителю, рыгая рыданиями.

– Предположительно не поделили дóбычу. В ходе ссоры женщина ударила мужчину тяжёлым предметом в висок, тот потерял равновесие, уцепился за неё, и подельники вместе свалились в реку…

Вместе… Всё, как и хотела мать для своей дочери. Только свадьбу устроила природа. Отправила их вместе в плавание по реке под названием Семейная жизнь… И были они вместе до последнего вздоха.

– Вместе свалились в реку и утопли. При них обнаружили…

Бабушка не вникала, чего там по карманам любовнички рассовали и чего из рассунутого не досталось воде. Сейчас она прыгала на кочках в компании исхудалой машинки и пары милиционеров: один, что повыше, беззвучно матерился на вдохе, а его низкорослый коллега бесконечно реконструировал на коленках башенку из фуражек. Женщина приняла смерть кровинушки, как принимала все несправедливости, подкидываемые небесами. Она всегда знала, что не нужно опускать руки, ибо однажды не сможешь их поднять. Она теперь знала, что её ребёнок в морге. Она точно знала, что не опознает. Никого. Ни дочь, ни ублюдка ейного. Мёртвым земля пухом, а живым мотаться по слухам. И вот, чтобы внучка миновала участь притчи во языцех, она ничего никому о кровинушке больше не скажет. Нет её. А говорить о том, чего нет – путь в мечтатели или в дурдом.

Как ни старались милиционеры, с какого только ракурса труп ни демонстрировали, бабушка отважно стояла на своём: не моя дочь. Паспорт ейный, серьги тоже, а тело не её. И обормот этот тоже не ейный. Когда из морга диковинных экскурсантов попёрли под предлогом технического перерыва, мол, вы у нас уж весь формалин вынюхали, тот, что повыше, осушив лоб от тщетных усилий, вспомнил про фотографии и ну ими в бабушку тыкать.

– Вы ещё раз гляньте. В спокойной, так сказать, обстановке.

– Все глаза выглядела. Не знаю, кто это, – ровным тоном заявила женщина, буровя краснеющий горизонт.

– Тогда домой возьмите, – предложил низкорослый, он успел мысленно расстегнуть жующую шею пуговицу и как-то неосознанно присматривался к окрестностям на предмет достойной канавы для фуражки напарника. – Пусть у вас побудут. Вот чай пить сядете, посмотрите на фото и вдруг вспомните.

Если бы взгляду доступно было убивать, затейник обязательно бы истлел, обнаружив после себя звёздочки с погон. Они, знамо дело, не горят. Однако ж никому пока токмо глазоньками отправить собеседника на тот свет не удавалось. Но бабушка всё ж таки не торопилась оборачиваться, авось и правда искоркой гнева ментёнка зашибёт. А чего он? Слабенький, ростом короток, и ум ещё короче. Не снести ему буйства чувств.