Даниэль Гуд - Свет. Тьма. Карамель

Раздается звонок. Кажется, что он звонит не переставая. По какой-то непонятной для меня причине, я всегда задерживаю дыхание в момент звонка. Связано это с рефлексами или это своего рода перезагрузка – не знаю. Просто те несколько бесконечных секунд ни один кубический миллиметр воздуха не попадает в мои легкие. Но вот звон смолкает. Мгновение, и первые студенты начинают шевелиться, стараясь как можно быстрее собраться и выскочить за дверь аудитории.

– Уважаемые магистры, прошу вас прочитать к следующему семинару тему «Историческая антропология как подход в процессе изучения исторической науки». Будет небольшой опрос по сегодняшней лекции с контрольными вопросами!

Но меня уже никто не слышит, впрочем, мне и самому не совсем понятно, что именно я рассказывал сегодня своим студентам. В этом, наверно, и заключается основная прелесть преподавания самых азов дисциплины: можно полностью отключить мозг, рассказывая что-то на автомате, компилируя академические факты с абстрактными рассуждениями ни о чем, позволяя себе погрузиться в свои собственные мысли, не касающиеся образовательного процесса. Слова льются сами собой, складываясь в, казалось бы, логичные предложения, но абсолютно не позволяющие сделать из их совокупности какой-то определенный вывод. Улыбнувшись самому себе, я собираюсь на выход. Уже в дверях меня задерживает Ирена Анатольевна – приятный исключительно внешне доцент социологии с нашей кафедры, и, по совместительству, почетный член неофициальной группировки инициативных преподавателей нашего вуза.

– Ирена Анатольевна, пара только что закончилась, и энку я Вам уже поставил, придете на отработку.

– Ой знаете, меня просто эта социологичка задержала на кафедре, такая стерва.

– Да, и не говорите, задерживать она умеет.

Мы молча смотрим друг на друга, стоя в коридоре. Одновременно с этим, я одной рукой на ощупь пытаюсь закрыть аудиторию и быстро удалиться, но, как назло, не могу никак попасть в замочную скважину и повернуть ключ.

– Уделите мне две минуты своего времени?

Почему эта дверь не хочет запираться?

– Да, Ирена, я весь внимание.

– В общем, после вчерашнего заседания кафедры у меня осталось немало вопросов, а госпожа Головникова отказалась давать какие-либо комментарии, вот я и подумала…

Я хоть той стороной его вставляю? Ну же, не упрямься.

– …Подумала, что мы могли бы как-то по-научному, симпозиумом, попытаться разобраться и найти какие-то альтернативы. Пусть хотя бы в теории, для личного успокоения…

Может это не тот ключ? Бросаю беглый взгляд на него и на замочную скважину – нет, вроде бы все подходящее. Тогда, что это за издевательство.

– Ирена, а Вы знаете, что симпозиумом в Древней Греции называли ритуализированное пиршество, сопровождавшееся бурным весельем. Оно являлось неотъемлемой составляющей исключительного мужского времяпровождения той эпохи.

– Нет, не знала, я же не такой великий историк, как Вы. Назовите это хоть сходкой, хоть съездом, хоть слеткой. Нельзя так просто оставлять все, это вопрос принципа!

Мне кажется из-за той силы, с которой я сжимаю этот непослушный ключ, у меня на руке останутся вечные отметины.

– Послушайте, я ведь знаю, Вам тоже не безразлична судьба нашей кафедры и института в целом, поэтому сразу же после открытия мной собрания, я дам Вам слово высказать свою позицию с предложением эффективных способов недопущения детерминации определенных последствий, если Вы понимаете, о чем я.

Нет, дорогая, не понимаю, ума не приложу. Из последних сил пытаюсь провернуть наполовину вставленный ключ, но это безуспешно. Теперь он еще и не вытаскивается наружу.

– Вот и замечательно. В четверг, в двадцать ноль ноль в кабинете Артака Юрьевича мы Вас будем ждать. Не опаздывать!

Едва уловимым движением руки, она берется за ключ, торчащий из замка, каким-то чудом пропихивает его до упора и с легкостью поворачивает. Звенит звонок на пару. Бросив на меня неоднозначный взгляд, Ирена Анатольевна разворачивается на своих одиннадцатисантиметровых каблуках и походкой сильной и независимой женщины горделиво удалятся, оставляя меня наедине с этой ситуацией.

– Слушай, у меня собрание на кафедре в четверг будет, не смогу подъехать в редакцию.

– Так погоди, ты же вчера ходил на собрание какое-то. Они у вас там что, вместо лекций? Совсем работы нет в университете?

– В этот раз там неофициальное собрание, разбор полетов, в общем, широкое поле для охлократии.

– Завязывай уже с этим, чего ты нянчишься там с ними всеми. Есть куда более важные дела.

– Эх, Рудик, было бы все так просто, я же на осадном положении окажусь. А пока я вроде бы как на стороне народа, словно Максимилиан Робеспьер из третьего сословия, самоотверженно выступающий против режима Луи Капета.

– Что? Это еще кто?

– Да, не важно. Суть в том, что ректор меня уважает и знает, что я не позволю всему этому цирку выйти за пределы кабинета Артака Юрьевича, где обычно и происходят эти подпольные сходки с распитием брюта и разведением демагогии. Поэтому мне нужно быть там и нужно, чтобы они всецело считали меня эль эста революсьён, одним из вдохновителей их движения.

– У вас там реально нечем заняться больше? Вроде бы все взрослые образованные люди.

– Умная голова, да дураку досталась.

–Все, отмазался считай. С тебя верстка.

– Эй, мы так не договаривались, чтобы еще главред верстал. Хотя… ладно, окей, как скажешь, только не начинай.

– Давай. Созвонимся, как освободительное движение свое закончишь там.

Нажимаю на сброс. Открываю окно. В ту же секунду в светлый салон проникают грязные выхлопы моих соседей по потоку. А поскольку я больше не курю, мне нечем перебить этот чудесный аромат. В чем-то Рудик прав. Может и зря я ввязался в эти теоретико-методологические войны и пассивные противостояния в рядах научной элиты города. С другой стороны, из-за подобных интриг становится хотя бы не так однообразно. Конечно, революцией тут и не веет, но за вежливыми и интеллигентными лицами явно чувствуется с трудом скрываемое напряжение. Зато никто не скучает. Возможно, это и есть основополагающая и единственная причина всего этого. Не сидеть вечером дома, проверяя тесты – уже хорошо. Послушаем, посмеемся. Разумеется, в полголоса.

Закрываю окно и закидываюсь конфеткой.

Добравшись домой и пролистав лежа на диване зарубежные новостные порталы, набрасываю тезисно парочку интересных тем для следующего номера еженедельника.

Мысленно хочу оказаться где-нибудь в графстве Йоркшир, в уединенном поместье с богатой историей и доброжелательными соседями – пожилой английской парой Аароном и Патрисией, которые появляются в поле зрение только чтобы приветливо помахать рукой и пригласить на традиционную чашечку чая в день святого Георгия. В моем гараже стоит блестящий черный Ягуар конца прошлого столетия, оснащенный четырехлитровым рядным мотором, и Мини Купер цвета летней ночи – для быстрого и юркого передвижения по небольшим улочкам. Дома меня всегда ждет моя красавица Элейн – хрупкая блондинка, готовящая, пожалуй, лучший брусничный пирог на всем туманном Альбионе. И не смотря на свою миниатюрность и женственность, она умудряется с успехом возглавлять уже на протяжении семи лет филиал самой крупной текстильной фабрики в этих краях. А как она танцует… Жаль только, что я сам обладаю грацией продуктового автомата. Зато мои новеллы и очерки приобрели прочную популярность далеко за Ла-Маншем. И наш младший, скорее всего, пойдет по моим стопам, двинув в сторону искусства, ведь имея по классической литературе средний балл на уровне 97.8, можно с легкостью ставить его в один ряд с Кейн Холлом, Ян Флемингом и Барбарой Пим. Порой я сам себя ловлю на том, что не успеваю за ходом его мыслей. А вот старший – тот еще любитель книжек. Отдавая все, какое только возможно, свободное время футболу, он своими накаченными ногами протаптывает путь в сборную колледжа и профессиональную молодежную лигу. Я даже немного завидую и, конечно же, горжусь. Вечерами, отужинав со своей семьей, я прогуливаюсь до пусть не самого пафосного, зато такого родного паба «У Бингли». Там уже все мои друзья и сам старина Бингли – как всегда в своей жилетке, которую он, казалось, никогда и не снимал. Пропустив с этими оболтусами по две пинты светлого, я возвращаюсь домой, чтобы всецело утонуть в объятиях своей любимой…