Константин Зарубин - Красная книга улицы Мира. Повести и рассказы

Но я не думаю, что сильно сгущаю. Эйфория от пушечек длилась всего пару дней, наборы утратили статус мечты, и мы их тут же раздербанили и потеряли к ним интерес. А голос Нины Маратовны действовал на нас по-прежнему. Отчётливо помню, как наши девчонки стали выстраиваться у её стола на переменах, и даже некоторые мальчишки, начиная с меня, не убегали играть и драться, а мялись в кабинете, ждали своего шанса рассказать ей что-нибудь:

– Нин Маратна, Нин Маратна, а я, а у меня, а со мной, а я тоже!

Олеськин класс ужасно её ревновал в тот месяц. Их девчонки, когда могли, вообще не отступали от Нины Маратовны ни на шаг. Она перемещалась по коридору, как гусыня во главе выводка чёрно-коричневых гусят в жёлтых и серых колготках. В последний день третьего класса, когда кончилась начальная школа и наступило лето, после которого, перепрыгнув фиктивный четвёртый класс, надо было ходить в корпус для больших, у Олеськи в кабинете стоял безутешный рёв:

– Нин Маратна, мы вас будем навещать! Нин Маратна, мы вас не забудем никогда! Нин Маратна, почему вы т-т-только в на-на-начальных классах ве-ве-ведёте…

Помню, как Олеська пришла на остановку с красными глазищами, мучительно икая. В автобусе её трясло раза в два сильней, чем обычно трясло на дырявом асфальте, который изображал дорогу от нашей школы до второй остановки (по требованию) на улице Мира. Я стоял с Олеськой на задней площадке и вёл себя, как настоящий мужчина, то есть бубнил, что всё фигня и ничего страшного, вместо того, чтобы заткнуться.

Но это случилось через целую вечность после Красной книги. Это случилось в конце мая, а май – самый далёкий месяц от сентября, потому что с одной стороны между ним и сентябрём лето, а с другой – учебный год, и они в равной степени бесконечны.

Отмотав бесконечность назад, мы попадаем в сентябрь третьего класса. Это был красивый сентябрь (некрасивых не бывает). В разбухших канавах вдоль улицы Мира плавали жёлтые листья. Солнце временно садилось прямо за вагонетку, которая вытряхивала пустую породу на левый бок Нового терриконика. Без пятнадцати восемь утра на автобусной остановке пахло ранними заморозками. Круглые сутки пахло поздними яблоками. Тяжёлые ветви яблонь свисали через забор, и бабушки посылали девочек с вёдрами собрать с них весь урожай, пока не пообрывали «цыганята», которых никто никогда не видел.

Где-то в эти дни Нина Маратовна рассказала Олеськиному классу про Красную книгу. На природоведении, скорее всего, это было, хотя кто скажет наверняка – у Нины Маратовны на любых уроках стихийно царила интегрированная модель обучения.

На Земле, рассказала Нина Маратовна, всё больше людей и всё меньше животных. Вот у нас в районе, например, когда-то водились медведи, волки, лисы, лоси, а теперь наш город вырос, люди построили шахты, заводы. Животные ушли, остались только нервные белки в парке за колесом обозрения. Вот Лёша Беззубенко один раз ёжика нашёл в кустах у спортклуба – помните, как мы все Лёше завидовали? (Все посмотрели на Лёшку Беззубенко и засмеялись, а он покраснел от гордости и счастья, всплывшего из памяти.)

Без животных, продолжила Нина Маратовна, без медведей и ёжиков наша страна, весь мир наш был бы совсем другим. Представьте: целый мир – и в нём ни одного больше медведя! Ни одного ёжика! Нигде! Картинки одни остались в учебнике природоведения. (Класс ахнул. Олеська схватилась руками за щёки.) Какой бедный, какой скучный это был бы мир, по сравнению с нашим. А ведь даже в нашем мире столько животных уже исчезло. Морская корова, такая большая, такая добрая, больше не плавает в океане. (У девочек на передних партах заблестели слёзы в глазах.) Птица дронт – очень смешная, очень неуклюжая, совершенно безобидная птица, она на острове жила между Индией и Африкой – эта птица осталась только в сказке, только у Алисы в Стране Чудес, потому что в настоящем мире люди её съели.

К счастью, поспешила успокоить класс Нина Маратовна, ёжиков и бурых медведей ещё много за пределами нашего района. Но их всё равно надо беречь, и ещё больше надо беречь других прекрасных животных, которых совсем мало. Поэтому учёные ходят в экспедиции, следят внимательно, сколько разных животных где осталось, не исчезают ли они. И чтобы люди знали, чтобы каждый из нас знал, каких животных надо беречь больше всего, в нашей стране издают специальную книгу – Красную книгу.

На этих словах Нина Маратовна показала классу первый том второго издания «Красной книги СССР» из школьной библиотеки. Она заговорила о том, как на животных, занесённых в Красную книгу, запрещено охотиться, и что в местах, где они живут, наша страна старается не строить новые шахты и новые заводы. Олеська слушала, но смотрела уже не на доброе лицо Нины Маратовны, объявлявшей хорошую новость о спасении редких животных, а на малиновую обложку с золотыми буквами, тогда ещё новенькую. «Редкие и находящиеся под угрозой исчезновения виды животных и растений» – пояснял красивым столбиком золотой курсив слева от названия.

Олеська слышала выражение «Красная книга» раньше, слышала про какие-то «виды, занесённые в Красную книгу», и смутно догадывалась, что эта книга имеет государственную, то есть волшебную, власть, но до того урока не знала, какую власть и над чем. Кто бы мог подумать, что «виды» – это живое? Теперь она поняла, в чём сила Красной книги, и, главное, увидела своими глазами, что эта книга существует не только где-то в Нашей Стране, как Чёрное море, дружба народов и мороженое на палочке, а прямо в руках у Нины Маратовны – так близко, что можно потрогать.

Из-за этой близости государственно-волшебная сила первый раз в жизни показалась Олеське управляемой. Эта сила, подумала Олеська, была примерно как электрический ток, служивший признаком двадцатого века на улице Мира.

Никто никогда не мог толком объяснить Олеське, что такое ток, почему он зажигает люстры и оживляет телевизор, но все знали, откуда он берётся (из Теплоэлектростанции), и управлять им было проще простого: щёлкнул выключателем – и готово. Красная книга работала похожим образом. Нина Маратовна не объяснила, почему сила Красной книги действует на людей, как она заставляет нашу страну не рыть новые шахты в местах проживания медведей, но источник силы был ясен (Учёные в Экспедициях), и почти ясно было, что именно требуется сделать, чтобы защитить этой силой животное. Надо было занести животное в Красную книгу, то есть напечатать его название в окружении научных слов на больших страницах, которые Олеська потом листала на столе у Нины Маратовны всю перемену, то и дело зачитывая редких животных и самые научные слова столпившимся вокруг одноклассникам.

Не думайте, что Олеська была наивной. О нет, она понимала, что аналогия с выключателем не совсем точна. Кто попало, вроде неё или даже Нины Маратовны, не мог занести животное в Красную книгу – это умели только люди, которые печатали книги и жили в Ленинграде. Эти люди, наверное, были как электрики, которые однажды приезжали менять столбы и провода, и на улице Мира больше месяца не было света. Всё это время Олеська собиралась с духом, чтобы спросить электриков о природе тока (они-то уж по-всякому знали), и так и не собралась. Но если бы она встретила людей, печатающих Красную книгу, она бы осмелилась подойти к ним и спросить, потому что они были не как электрики, они-то уж по-всякому не орали и не пахли, как папа с дядей Мишей и дядей Бугром во время пьянки. Они, наоборот, всегда носили свадебные пиджаки, как люди в телевизоре, и говорили «дорогие товарищи» и «добрый вечер».