Владимир Азаров - Воспитатель

Пытаюсь влезть в застольный разговор…
Я же тоже за столом!

Конечно, я будущий художник!

Дядя Евгений:
Ты – художник будущего!

Моя мать:
Владимир, уже поздно. Твоё козье молоко!
Не прикоснулся к нему даже!

Мои слова:
Когда я вырасту, мои картины будут в Эрмитаже!

Пью, жую, уже рассеянно слушаю их разговор
И вижу свою физиономию:
Темно-синее стекло окна: вижу веки слипаются,
И слышно рядом, за окном – поёт ночная вьюга —
Живая, на казахском языке:
Уу-уу! Уу-уу!

Меня она пугает, но я не один!
Ветер, злобно завывая, кидает в окно комья снега,
Злясь, что этому дутью не расслышать наш разговор —
Такой застольный вздор —
Срисованный с картинок дяди Евгения —
Казахская зима —
За окном – портрет злого завывающего ветра —
Ему так любопытно разгадать слова, что за столом!
И кто все мы —
Я, мама, Воспитатель!

Слушаем – Евгения Евгеньевича Енея [1] Евгений Евгеньевич Еней (1890–1971) – кинематографист, советский художник-постановщик. Родился в Австро-Венгрии. Учился на архитектурном факультете Королевского технического университета и в Венгерской королевской академии изящных искусств в Будапеште. Начал работать в немом кино в середине 1920-х годов. Интернационалист, приехал в Россию в 1923 году, чтобы развивать новое пролетарское кино. Принимал участие в съёмках более пятидесяти советских кинофильмов, среди которых есть такие знаменитые, как «Гамлет», «Король Лир», «Дон Сезар де Базан», «Овод», «Катерина Измайлова»… —
Кино-мечтателя,
Который прибыл в СССР,
Чтобы воевать за освободившуюся Трою.
В его сознании и вере —
В его
Поэтическом
Воображении —
Революционная Россия
Это Троя,

Гомера древний город,
Одиссея Илиада —
Новое общество, пришедшее на свет!
Футурология – фантастика?
Или лженаука?
Мой Воспитатель представился:
Я – Эней!
Это имя он дал себе – герою,
Имя, которое закрепилось в русском языке,

ЕНЕЙ —
Он в советском русском авангарде!
В новой советской кинофилософии!
Километры за километрами
Нитрата целлюлозы киноплёнки,
Схвачены его пытливым взглядом!
Кино – свидетельство событий жизни
Советской Трои!
1923–1926-й
ГОДЫ

И потом —
ГОД
1937-й!

Год переломный!
Для нас!
И для него!

Дядя Евгений улыбается воспоминанию:

В авангардной,
Туманной —
Не в фокусе кинопроекции.
Троянский Конь —
Это гигантское деревянное животное
Стоит у киностудии «Ленфильм»!
В чрево вход – железные ворота.
Грохот!
И они открыты!

И в чёрной глубине —
Геенна – бездна – преисподняя!
Люцифер дышит красным пламенем!
Евгений Евгеньевич Еней:
Нет! Это не Троянский Конь,
Который звал Ленинград!

Громкий и зловещий колокольный звон!
Раскаты боя барабанов!
Конвой красноармейцев идёт строем —

Прощай, Еней!
Ищи Трою и себя – Энея!
Найди своё кино – свою судьбу
В снегах, песках, буранах Казахстана!

Стук в дверь. Я у Воспитателя:

Эй, Воспитатель! За дверью моя мама!

Я пришла раньше! Зову к чаю…

Мой Воспитатель набрасывает на меня
Мамину верблюжью шаль —
Морозу лишь секунда – из двери в дверь,
И наша келья!
Гостеприимный сбитый отцом стол…
Тикают часы
С кукушкой – ленивой, но любимой…
Слышно – кипит чайник…
Мать кладёт мне подогретую утреннюю кашу.

Ложку рыбьего жира! Открой рот!

Нет! Потом!

Сейчас! Потом будет мой сюрприз!

Фу! Скорей налей мне чаю!

Как люблю я сахарин, размешиваю три порции,
Кручу ложку, касаясь стенок чашки – чашка поет…
Отвлечь может только благоухающий сюрприз:
На сковородке шкварчат оладьи.

Мне удалось достать муки!

Поздравляю, Любочка!

Молча жую. Я и мой желудок радуются.
О мой бог! (О нет! Я атеист!)
Опять их бесконечная беседа!
Пусть поговорят!
И они говорят-говорят-говорят…

Это было летом 1923-го…

О! Мой Воспитатель
Вспоминает
Какой-то древний эпизод!
О мой бог! Люди жили так давно?
Мне всё равно…
Моя жизнь ребёнка – бесконечна…
Но может он что-то
Интересное расскажет?
Но как понять, как разобрать, что он скажет?

1923-й год? Это же почти двадцать
Лет назад?

Да, Люба! Приехал к вам… И как сейчас
В карманах пусто – в Ленинграде… И, конечно, дождь
В этой Колыбели пролетарской революции…
И не как турист-капиталист – голодный, бедный,
За плечами ранец…

Мой Воспитатель улыбается,
Мама смотрит на него, не удивляясь…

И знаешь, Люба, даже не было зонта…
Такой я недотёпа-иностранец.
Но смешная плетёная корзина мной была взята…
Я был таким всегда…
Нет… Не всегда, наш добрый Пусенька…

Финский вокзал. Людей немного.
И всё не как в моей Европе. И моё сердце билось
По-другому под проливным дождём…
Я уже на Невском! Люди бегут спешат…
Промок до нитки.
Остановился – гигантская афиша!
Ярчайшие большие буквы!
Изучаю…
И русский я не выучил! Ваш недотёпа!
С трудом читаю —
Кабинет доктора Калигари!
О! Назубок я Калигари знаю!
Ура! Я там, где надо быть! Мой экспрессионизм!
И, о! Моя архитектура —
Арт-деко – Кинотеатр Пикадилли!
Моя религия – мой оптимизм!

Я помню, Пусенька!
Потом он назывался «Эрос». Я в нём смотрела
«Поцелуй» – с Мэри Пикфорд…
Такой смешной был фильм…

О, Любочка, безобразие страны СССР!
В прокате был без разрешения звёзд!

Наконец меня он замечает:

Владимир, ты, что? Уснул?

Кто? Я? Да, хочу спать…
Могу уйти…Я знаю, где моя кровать…

Мама очнулась от Воспитателя рассказа…

Ты кашу не доел, допей хоть молоко
И на кровать.
Да Люба! Пару слов о том, как я стал Кинемато —
Графистом в Пикадилли…

Я на раскладушке…

Рассказ о том, как Воспитатель стал
Кинематографистом пропал —
Я уже устал…