Владимир Зангиев - Чужбина не встречает коврижками

Церковь в Чили для русской колонии словно лобное место – здесь все собирались и отсюда начинались все знакомства. Под лоно православного храма стекались верующие и неверующие представители некогда единой страны, а также, приверженцы иных вероисповеданий, ибо церковь для всех служила неким клубом, где можно было найти друзей, обменяться информацией, достать русские газеты и книги, наконец, здесь формировались мужские компании для того, чтобы весело провести выходной. Во всё это меня, по ходу, посвятили мои новые друзья. Незаметно Галина, как бы, представляла мне отдельных персон на этом своеобразном дефиле.

– Вот этот прямой старикан, – шептала тихонько мне она, – самый богатый, владеет медной шахтой в Антафагасте. Он делает в церкви самые щедрые взносы. А тот, невысокого роста, в элегантном дорогом костюме подвижный старик – Борис Гаузен. Его отец был белогвардейским генералом. Сам Борис воспитывался в Русском кадетском корпусе в Югославии – там кадетов поместили после разгрома Российской империи. Теперь этот генеральский отпрыск является учредителем так называемого «Кладбищенского общества», которое заправляет частным русским кладбищем под Сантьяго. Так что, не брезгует он зарабатывать на смерти соотечественников. Ещё этот делец вместе с супругой состоят в Церковном совете и пожертвования прихожан не минуют их проворных предприимчивых рук. А вот эта суетливая пожилая дама – самая вредная из всех.

– Которая? – увлечённый заочным знакомством, переспросил я. – Та, седая, с собранными буклей на затылке волосами, в допотопном чепчике на голове, с острым носом и злыми глазами, похожая на старуху Шепокляк из мультфильма?

– Она самая, – подтвердила моя собеседница. – Зовут Зоей Степановной, но за глаза все наши её называют Фельдфебельшей. Она привыкла раздавать команды, ведь является комендантом при церкви и состоит в Церковном совете. По-русски она говорит с сильным немецким акцентом и, поговаривают, будто во время Второй мировой войны служила фельдфебелем в фашистской армии. Страшно ненавидит новых русских, то есть, нас. С ней лучше не связываться, ибо у неё с нашим братом разговор короткий.

– А кто такая вон та чилийка под руку с мужчиной славянской наружности?

– Это Нелли Салас с мужем Сашей Гореловым. Она поэтесса, долго жила и училась в Питере. Её ребёнком родители увезли в Советский Союз. Отец Нелли был коммунистом в то время, когда в Чили произошёл путч и к власти пришёл Пиночет. Она славная и любит Россию сильнее, чем любой русский. А эта симпатичная молодая женщина с румяными щеками – Татьяна Лацко. Рядом с ней, в чёрном, – её мать. Лацков здесь целое семейство. Это какие-то дальние родственники отца Вениамина. Он старый – ему уже 84 года, а своей семьи нет. От одиночества и стал разыскивать хоть каких-нибудь родственников на родной Украине. Так и нашёл свою троюродную племянницу – мамашу Лацко, а та не заставила себя долго уговаривать – взяла да нагрянула с многочисленным своим выводком к объявившемуся богатенькому дядюшке. Теперь она в русской церкви всё подгребает под себя, и батюшка стал послушен её воле. Хищница терпеливо дожидается его кончины, чтоб однажды завладеть наследством. После нищего существования в прошлом эта дама узрела реальный намёк фортуны и цепко ухватила за хвост удачу. Старшая дочь Татьяна поёт в церковном хоре, а мать контролирует все батюшкины контакты. А сейчас быстро прикрой меня от того прыткого старикашки, – вдруг забеспокоилась Галина, прячась за мою спину.

По церковному двору бодро шёл разбитного вида дедок, щегольски одетый, при галстуке и в костюме нараспашку. Он весело шутил и заговаривал со всеми без разбора присутствующими, особенно уделял внимание женщинам. Те с визгом отстранялись от его похотливых объятий. Но уж если кого тот успевал захватить, то облобызать норовил весьма активно.

– Это Василий Иваныч, – шептала сзади Галина. – Как надоел он со своими приставаниями. Старый сексуально озабоченный козёл. Прямо настоящий маньяк. Пойдём скорее внутрь, сейчас начнётся служба. А после подойдём к батюшке насчёт твоего дела.

Хоть русская православная церковь в Сантьяго и выглядела этакой малюткой по сравнению с местными величественными католическими кафедралями и иглесиями, но внутри было довольно просторно, ухожено и уютно. Традиционные иконы, блестя позолотой оклада, навевали умиротворяющий дух. Вид горящих свечей и запах плавящегося воска напоминали о давно забытом детстве. Невольно нахлынули воспоминания, как бабка потихоньку от родителей водила меня с собою в церковь… Прекрасная акустика способствовала восприятию обряда богослужения, голос священника доносился словно прямо с небес и стереофоническим эффектом охватывал со всех сторон каждого прихожанина. Впечатляюще исполнял песнопения и церковный хор. Здесь явственно ощущался дух истинного славянства, его вековая культура.

По окончании проповеди, присутствующие подходили к священнику и подобострастно прикладывались к кресту в его руке. Пристроился и я в конце очереди. Когда подошёл к священнослужителю и поздоровался, он сказал:

– Я вас давно заметил среди прихожан. Хорошо, что пришли и могу вас обрадовать. Я тут посоветовался с членами Церковного совета, и мы вам можем предложить для жительства комнату. Правда, там необходимо сделать ремонт, но какие нужно будет закупить материалы вы решите с Зоей Степановной, и она выделит для этого средства. Дом старый, находится при церкви, в общем, комендант всё покажет.

– Огромное вам спасибо, батюшка, – поспешил я поблагодарить попа. – Вы прямо спасли меня.

– Не стоит благодарности, сын мой. Мы христиане и должны помогать ближнему.

– Зоя Степановна! – позвал священник. – Подойдите сюда, пожалуйста. И ещё, я обращаюсь ко всем присутствующим: пожалуйста, кто может помочь чем-либо, обратите внимание на вновь прибывшего нашего соотечественника, раба божьего Владислава. Он нуждается в постороннем участии. Может быть кто-нибудь имеет возможность помочь ему в поисках подходящей работы? Не оставьте его без внимания.

Меня обступили сочувствующие, стали расспрашивать, знакомиться, интересоваться последними новостями, ибо я был для всех носителем самой свежей информации из Европы. Но все они были такие же, как и я неимущие, разница лишь в том, что немного раньше меня прибыли в Чили. А те, кто являлись имущими, то есть, эмигранты предыдущих потоков, отнеслись ко мне, кто с безразличием, а иные с откровенной неприязнью.

И тут, бесцеремонно оборвав все расспросы, ко мне решительно подступила уже знакомая старуха Шепокляк или, как её здесь называли, Фельдфебельша.