Михаил Земсков - Саксофон Гавриила

– Хорошо, понятно. Теперь немного исправим эту ситуацию…

– Я вижу что-то ещё… Что-то неприятное… На земле недалеко от меня я вижу жука-жужелицу, который терзает своими челюстями извивающуюся от боли мохнатую гусеницу. Гусеница, как и я, вся в пыли. Она дёргается в агонии. И тут у меня появляется как будто внутреннее зрение. Я закрываю глаза и вижу человека с бородой, с искажённым от злости лицом. На его губах – кровь. Капли крови текут по бороде. Он считает золотые монеты. Горы золотых монет. Вокруг него – телохранители: огромные и мускулистые, самодовольные, с презрительными лицами, с равнодушными и пустыми глазами. Потом видение исчезает, и в этот миг я необыкновенно ясно осознаю, что этот мир принадлежит тем, кто силён, богат, жесток и бездушен. Что земная жизнь несправедлива, жестока и отвратительна. Это понимание наполняет всего меня, до самой глубины сердца, до каждой клеточки моего тела. Я чувствую, что это понимание теперь будет присутствовать во мне всегда, физически, в каждом атоме моего тела.

– Да-да, я понимаю. Давай теперь все-таки изменим эту ситуацию. Твоя ещё детская эмоциональная вовлеченность и острота переживания в тот момент заставили тебя увидеть стакан, наполненный водой, пустым. Просто потому, что ты ожидал там увидеть вино, но там прозрачная вода, которую ты не видишь. Давай немного поменяем угол зрения, проведём так называемый рефрейминг. Сместим рамку, через которую мы видим мир, и, возможно, увидим что-то ещё, что она нам пока не даёт рассмотреть. Представь эту же ситуацию. В ней ты вёл себя как очень чувствительный и добрый мальчик, который не может причинить боль другим людям, который ждёт от других людей такого же доброго и открытого отношения к миру. Почему ты такой? Потому что у тебя было замечательное детство, полное любви родителей. Ты чувствителен и доверчив, потому что с самого малого возраста, с младенчества привык доверять окружающим тебя близким людям и отвечать добром на их добро. Ты счастливый человек, если был окружён заботой и теплом, скажем прямо – тепличными условиями домашнего быта и родительской любви, которые позволили тебе сохранить наивное восприятие и доброту. И ты должен быть благодарен судьбе за это. А проявляющаяся агрессия твоего врага–толстяка – это явный признак нарушенной психики вследствие несчастного детства. Судя по всему, он с младенчества не получал необходимой ребёнку любви и ласки, а, возможно, и полностью был их лишён. Его немотивированная агрессия не может быть ничем иным, как следствием агрессии, проявленной ранее по отношению к нему самому. Скорее всего, он рос в неблагополучной семье, и его бил отец, или старший брат, или мать, или они все вместе. И, в отличие от тебя, которого могли побить только иногда, где-то за пределами родного дома, и ты всегда мог найти убежище в домашней обстановке, этого толстяка били дома, и у него убежища не было нигде. То есть в целом этот толстяк гораздо более несчастен, чем ты, и заслуживает только жалости. Давай теперь снова полностью вернёмся в ту ситуацию. Представь, как ты поднимаешься с земли, боль мгновенно и полностью проходит. Ты зовёшь толстяка. Как его, кстати, зовут?

– Пётр.

– Ты зовёшь Петю, говоришь, что знаешь о его проблемах, хочешь помочь ему, хочешь пригласить к себе домой, где он мог бы находить для себя убежище. Петя чувствует, что ты говоришь это искренне, и твоё участие и искреннее сочувствие пробивают броню его напускной жестокости. Он сбрасывает с себя маску хулигана и благодарит тебя, жмёт твою руку. Ты это видишь?

– Да. Я вижу, как Пётр идёт ко мне, в его глазах слезы. Он благодарит меня и обнимает. Говорит, что ещё никто никогда не предлагал ему помощь.

– Отлично. Что ещё ты видишь и слышишь?

– Он называет меня другом и говорит, что у него никогда не было друзей. Теперь я буду его первым другом. Мы хотим вместе пойти ко мне домой… Но… мы не можем пойти.

– Что этому мешает?

– Мой отец и мои старшие братья часто бьют меня и не велят никого приводить домой. К тому же я совсем не чувствую себя дома, как в убежище. Я там никому не доверяю…

– М-м-м, – то ли растерянно, то ли разочарованно протянул психотерапевт. – Хорошо, эту проблему мы проработаем при следующем сеансе. А пока останемся в той ситуации, где ты сейчас находишься. Ты остался её хозяином. Твой враг стал твоим другом. Теперь он сам ищет у тебя поддержки и защиты. Тебя устраивает твоя новая роль в этом значимом событии из прошлого?

– Да, устраивает.

– И, значит, нам пришло время выйти из той ситуации, и одновременно с этим выйти из состояния гипноза. Я буду медленно считать до пяти, потом щёлкну пальцами, и после этого ты окажешься здесь, в кабинете психотерапевта, в удобном кресле. Ты почувствуешь себя обновлённым, взбодрённым, полным энергии и сил для новых дел. Итак, я начинаю считать. Один, два, три, четыре, пять.

Щелчок пальцев.

– Твои глаза закрыты. Ты находишься в кабинете психотерапевта, в удобном кресле. Теперь сделай глубокий вдох, сожми пальцы в кулаки, вытяни руки и ноги, полностью почувствуй своё тело. Ты возвращаешься в пространство этой комнаты.

Приём у психотерапевта мне, в принципе, понравился. Да и что там могло не понравится? Тихий кабинет, разговоры обо мне, моих чувствах и воспоминаниях. Неторопливая и приятная беседа. Воспоминания в состоянии гипноза были какими-то блеклыми, сонными, и не сильно волновали меня. Да и само состояние гипноза я представлял себе совсем по-другому. Я был уверен, что психотерапевт погрузит меня в полутранс – полусон, после которого я ничего не буду помнить. Но в течение всего времени сеанса я находился в сознании, и только картинки менялись перед глазами. Наверное, я даже мог бы (если захотел) в любой момент выйти из этого состояния.

Одним словом, мне не понравилась только сумма денег, которую Лена заплатила психотерапевту. Какая-то нехорошая сумма, несмотря на то, что её заплатил не я…

– У него сейчас финансовые проблемы, – задумчиво проговорила Лена, когда я высказал ей свою озабоченность. – Кредиты. Жена не работает. Двое детей.

– Откуда ты все знаешь?

– Я же тебе говорила – с его женой хорошо знакома. Она необыкновенная женщина. Тем более, что я заплатила вперёд, за несколько сеансов. Так что не беспокойся, серьёзно…

– Ты его оправдываешь? – Обиделся я.

– Нет. Пытаюсь разобраться в причинах. Это помогает.

Я подумал и решил, что мне это тоже немного помогло. Я вообще часто соглашался с Леной. Впрочем, не только с ней, но и с другими людьми тоже. Как сказала однажды Лена, бесконфликтность моего характера иногда трудно было отличить от конформизма.

Вечером мы с Леной выпили вина на балконе. С балкона моей квартиры (не моей, конечно, а хозяйки, у которой я арендовал) открывался хороший вид. Дома, деревья, улицы… Я пил и беззаботно смотрел в пространство перед собой. Было так хорошо, что ничего не хотелось.