Людмила Кузьмина - Бежала по полю девчонка

– Ну а куда я дену Люську-то? На печку? Так там жарко, а у Люськи свой жар в теле. И на двор она ещё не может бегать. Она маленькая, а вы большие. Вот и терпите, пока она вырастет!

В летнее время мама устраивала нам, малышне, общую постель на полу и укладывала спать всех нас троих. И ничего. Спала я крепко. Ребята из шалости однажды закатили меня, спящую, под кровать на голый пол, и я даже не проснулась, а проснувшись, сначала испугалась, потом заплакала больше от обиды на братьев. Маленькой я росла обидчивая. По словам бабки, то и дело «бутусилась».

Наша комната соседствует с другой маленькой комнаткой, которую мы называем «тёмной», в ней поначалу не было окна. Единственное окно – наверное, то самое, про которое в договоре говорилось, что в нём отсутствуют застеклённые рамы – было заложено досками. Позднее окно папка восстановил, и стали видны школьная изба и площадь, но по традиции название комнаты мы не изменили: она так и называлась всегда – «тёмная». А между тем комната получилась светлой, к окну был придвинут столик, на котором рос столетник в горшке. Столетник, по-другому алоэ, мы называли почему-то « сад ». Если случалось заиметь царапину где-нибудь на теле, так и говорили: «Надо помазать « садом ».

Дверной проём из нашей комнаты в тёмную прикрывают только шторы из плотной ткани, мама повесила их «для красоты», и шторы обычно не задёргивались полностью. Наш папка во время ремонта дома рассудил, что двери здесь не нужны для лучшей вентиляции маленькой тёмной комнаты.

В этой комнатке спит бабушка, она же приглядывала за нами по вечерам, вставала и ночью, если кто-то из нас болел. И в ногах её железной скрипучей кровати стоит массивный сундук, заполненный разного рода одеждой, скатертями, полотенцами, шторами, тканями. И ещё у печки есть лесенка на лежанку – место очень хорошее для ребячьих шушуканий в зимнюю пору, когда надо было посекретничать и повозиться вне зоны видимости старших.

Из «тёмной комнаты» ведёт очень узкий – только протиснуться взрослому человеку – ход на кухню.

Такая вот «кругосветка» получилась из нашего жилья на верхнем этаже.

Когда родители принимали гостей издалека, мы, ребятишки, любили проделывать такой, как мы говорили, фокус: из кухни заходили гуськом в «мамину» комнату, медленно и степенно удалялись в «нашу», потом, прикрыв двери, стремглав пробегали «тёмную», попадали через узкий ход вновь на кухню и снова степенно шествовали в «мамину». И так несколько раз, пока взрослым не надоедала наша ходьба-беготня по кругу.

…После «кругосветки» верхнего этажа выхожу через кухню вновь в сени. Я упоминала про холодный чулан в глубине сеней. В нём хранились разнообразные бытовые вещи: какая-то рухлядь, бельевые корзины с грязным, предназначенным для стирки бельём, веники, тазики и мочалки для бани, цинковое корыто со стиральной доской, коромысло, верёвки – э, всего не перечислить. В чулане же есть узенькая лестница на чердак дома. Почему-то я боялась лазить туда, и за всё время, пока мы жили в Карасях, ни разу не побывала на чердаке. Наверное, братцы напугали меня какой-нибудь страшилкой про чертей. Они это любили делать. Сами-то они ничего не боялись.

Наш чулан особенный – он сквозной, двери у него с двух сторон. Вторая дверь из него ведёт на то самое парадное крыльцо, упоминаемое в договоре на домовладение. Дверь закрыта изнутри на замок и вот почему: парадное крыльцо отец так и не восстановил, видимо, в связи с перепланировкой жилых помещений наверху. Некоторые ступеньки у крыльца отсутствовали, а сохранившиеся ступени, местами прогнившие, могли под ногами обломиться. В том, что это парадное крыльцо, можно было убедиться по украшенному резными финтифлюшками козырьку над ним. Выход с крыльца «смотрит» на обширную площадь, в центре которой в 30-е годы ещё стояла каменная церковь. Теперь площадь выглядела как большая поросшая мягкой травой поляна – отличное место для ребячьих игр. Совсем близко от нашего дома деревенского вида дом, это школа с единственной классной комнатой, и в этой школе в две смены учились мои братья и я. Вторая школьная изба находилась на другом конце площади. Там мы учились в 3-м и 4-м классах. А школа-семилетка была только за семь километров в Непряхино. Но об этом после.

Я всё-таки приспособила парадное прогнившее крыльцо под свои девчачьи игры. Осторожно поднявшись на него со стороны огорода, я устраивала на сохранившихся ступеньках «выставку» моих сокровищ. В солнечном свете они казались мне действительно сокровищами. Это были найденные по огородам, на улицах, помойках черепки посуды, а также цветные стёклышки. Мы, ребятишки, их называли «сечками». Некоторые черепки от разбившихся фарфоровых чашек или блюдец, видимо, сохранились от былых благополучных для села времён; они были очень красивыми – синими с золотой каёмкой, или красными в цветочках, или белыми в зелёный горошек – и стократно возрастали в цене у нас, ребятни. Эти «сечки» особенно берегли.

Другим любимым моим местом, когда меня почему-то не пускали на улицу, была лавка на площадке крыльца с другой стороны дома. Забравшись на неё с ногами, я пускала с высоты мыльные пузыри и следила, как они, радужно переливаясь, медленно опускались вниз. Братцы научили меня, как можно было использовать для этого дела обычную деревянную катушку от ниток – мы называли её «тюрючок». В отверстие катушки надо было всунуть маленький кусочек влажного мыла, а в баночку или любую подходящую посудинку наливалась мыльная вода. Обмакивая «тюрючок» одним отверстием в эту воду, в другое отверстие надо было несильно подуть, пока не появлялся вначале маленький пузырёк. Продолжая осторожно дуть и медленно покачивая «тюрючок», добивались того, что пузырёк увеличивался всё больше и больше и, наконец, отрывался.

И раз я заговорила про «тюрючок», расскажу ещё об одном его использовании в моих играх. Однажды брат Женька сказал мне:

– Хочешь, я покажу тебе, как сделать радио?

Конечно, я хотела. Всё дело в том, что у нас не было игрушек, но очень хотелось разнообразить свою игру.

Женька взял пустой коробок от спичек, одну горелую спичку и длинную белую нитку, отмотав её от катушки из маминых швейных запасов. В центре крышечки спичечного коробка он продырявил гвоздём небольшое отверстие, через него продел нитку. Затем один конец нитки привязал к спичке, а другой неплотно к «тюрючку». Закрыл коробок крышечкой, при этом спичка с привязанной ниткой оказалась внутри коробка. «Радио» готово. Женька скомандовал:

– Возьми коробок и отойди подальше так, чтобы нитка натянулась. Но смотри, не сильно тяни, а то порвешь нитку.

«Ну и что за радио получилось?» – разочарованно подумала я.