Вика Сегаль - Заложник памяти

– Тогда я вас совсем не понимаю.

– Просто в определенный момент я понял, что профессиональная деформация погубила меня. Я ушел в веру оттого, что возненавидел себя за те эмоции, что испытываю к своим подопечным. Своего рода бегство. Я хотел исцелить в первую очередь себя.

– И как успехи?

– Зря вы язвите.

Саня отхлебнула кофе. Горький.

– А о чем вы хотите поговорить?

– Мне показалось, Александра, что этот разговор нужен именно вам. Знаете, когда вы стояли у постамента со свечками, вы показались мне безумно одинокой. Мне подумалось, что вам кого-то не хватает. Кого-то очень нужного и родного.

– У меня нет родных, и я вам уже сказала, что почти не знала родителей. Они ушли на долгую вахту – и с концами.

– Вахта – это строительство Купола? – заметив слегка удивленное лицо Сани, мужчина продолжил: – У вас восточноевропейский акцент, я сразу понял, что вы из Союза.

– И что?

– Да это, в общем, роли не играет. Ддело ведь совсем не в родителях. Они могли бы быть живы. Но вы могли быть не близки. Вы могли бы не найти общих точек соприкосновения, у вас могло не быть общих интересов, они могли бы не одобрять ваш выбор – как и вы их.

– Или они могли бы поддерживать меня в трудную минуту. Я могла бы обратиться к ним, когда мне плохо и трудно, – в Сане начала закипать злость.

– А могли и не поддерживать.

Саня посмотрела на пастора со смесью недоумения и гнева.

– Знаете, тут очень холодно. Не в вашем доме. На улице. Рейкьявик холодный. И Исландия вполне оправдывает свое название. По крайней мере, с Куполом и в новой Солнечной системе. Мне холодно. Мне очень холодно. Но мне некому об этом сказать, понимаете? – Саня сжала кружку в руках так сильно, что казалось, та вот-вот треснет. – Понимаете? Вы тут про одиночество хотите поговорить? Ну давайте. Мне одиноко, потому что мне некому позвонить и сказать, как тут холодно. Мне одиноко, потому что нет в этом гребаном подкупольном мире никого, кто мог бы сказать мне: «Купи теплые носки!» или «Крепись, будет теплее!» – голос девушки дрожал, дрожала чашка, кофе грозил выплеснуться на руки. – Понимаете? Без всей этой эфемерной хуйни могу сказать, что мне одиноко, потому что некому сказать, что мне холодно!

– Вам необходимо, чтобы вас согрели, да?

Саня помотала головой.

– Нет. Вы меня вообще слышали? Мне некому позвонить и сказать, как мне холодно.

– Александра, родство определяется не кровью, а общей болью. И больше ничем.

– Н-да? Знаете, понятия не имею, о какой такой общей боли вы говорите.

Арнальдссон цокнул языком.

– Александра, у каждого в этом мире есть тот, кого мы можем назвать единомышленником. Не обязательно родитель, или ребенок, или вообще родственник, как я и сказал. Я уверен, вы его встретите, если еще не встретили. У вас есть друзья и любимый человек?

– Есть подруга, если можно так сказать. И есть один парень. Но я не думаю, что могу назвать кого-то из них родными-родными.

– Значит, у вас все впереди. В конце концов, есть еще один мир, – пастор кивнул на окно, в котором едва заметно виднелась планета-близнец.

– А толку от того, что этот мир рядом.

– Не скажите, – мужчина тепло улыбнулся, – наука не стоит на месте. Я просто уверен в том, что рано или поздно вы найдете того, кому сможете пожаловаться на морозы.

В Рейкьявике была одна церковь. В Акюрейри – другая. Мощная. Очень мощная церковь. В темноте она подсвечивалась. В городе, по слухам, жили несколько сотен человек. Удивительно много для этой деревни. Наверное, когда-то Акюрейри был большим, но сейчас он микроскопический. Щемило грудную клетку. Который день щемило. Саня лежала на скамейке с вытянутыми руками. Здесь, в этом месте на краю Земли, Сане отчего-то удавалось заглушить мерзкое чувство одиночества, которое, как злобная собака, грызло ее грудь. Собака выла, и выла, и грызла грудную клетку. Сане казалось, что ее кто-то зовет. Но кому она нужна в этом мире? Да и в соседнем – тем более. Никому.

От этого она чувствовала себя свободной. Разве что собака грызла грудную клетку. Вот уже сколько чертовых лет.

Саня протянула несколько купюр и купила четыре гвоздики. Дрон любил потешаться над тем, что она любит «похоронные» цветы. Саня научилась забивать на его дебильные шуточки. Дрон, что называется, не был обременен интеллектом.

Саня положила гвоздики к основанию шпиля и достала из кармана портсигар. Ежегодный ритуал, повторяющийся черт-знает-сколько лет. Взгляд зацепился за надписи: «Шпиль хранит память о тех, кто отдал жизнь за жизнь. Пожертвовал собой ради безопасности своих детей, своих родных, своих сограждан, своей страны, своего мира. Да не будут их имена преданы забвению, а подвиг забыт». Саня усмехнулась.

– Тут забыли приписать: «Пали бессмысленной и жестокой смертью из-за просчета в технике безопасности», – раздался чей-то насмешливый голос.

Саня обернулась. Рядом стоял высокий рыжеволосый парень в застегнутом до подбородка коричневом пальто. Саня поморщилась. Люди в пальто, застегнутых на все пуговицы, всегда напоминали ей о Снежной королеве Лизоньке.

– Простите?

– Я имел в виду именно то, что сказал.

Саня пожала плечами.

– Дело ваше.

– Кого пришли поминать?

– Маму с папой, – отрезала девушка, затянувшись.

– Как знакомо…

– Не понимаю, к чему этот разговор.

– Сам не знаю. Обычно в таких случаях принято молчать.

Саня тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок.

– Вот, возьмите, – человек протянул ей визитку.

– На кой хрен она мне?

– Ну, не знаю. Можете считать, вы мне понравились.

Саня только фыркнула, но визитку в карман положила.

– Позвоните, если захотите поговорить, – сказал на прощание парень.

Саня еще пару минут провожала взглядом его рыжую макушку. Ей отчего-то казалось, что его волосы способны разодрать черный смог Москвы. Каких только идиотов не встретишь. Она достала визитку из кармана и прочитала: «Валерий Окунев. Ведущий специалист Союзного бюро дознания». Саня усмехнулась.

Дознаватель, значит. С деятельностью всякого рода бюро Саня была знакома весьма поверхностно. В меде она частенько слушала лекции тех, кто работал в Бюро здравоохранения и Бюро по делам незаконной торговли. На ее памяти, последнее занималось пресечением незаконных сделок и другой полукриминальной деятельности. Простые граждане полагали, что это нечто вроде борьбы с торговлей сомнительной наркотой или еще какими веществами. Вот только на самом деле Бюро занималось другим «товаром».

– Прошу вас всех встать, чтобы поприветствовать нашего сегодняшнего гостя.