Влад Костромин - Грибные дни

Тут с боковой улицы, бормоча «Мене, мене, текел, упарсин» 20, вывернулась бабка Явниха, одетая в широкие красные штаны, заправленные в громадные кирзовые сапоги как бы даже не 47-го размера, фуфайку, подпоясанную армейским ремнем и охватывающий голову красный платок. Деревенские меж собой звали ее Лариса Гитлеровна. Судачили, что она дочь сосланного на Колыму кулака, в Великую отечественную войну была повитухой, а когда при Брежневе 21рожениц стали возить в роддом в райцентре, она, лишившись почестей и подношений, стала от бессильной злобы ловить и душить на кладбище деревенских кошек.

– Здравствуйте, Виктор Владимирович, здравствуйте, Катерина Егоровна, – блеснула она железными зубами.

– Здравствуйте.

– Мы не к грибнику, и не в разведку! – попытался обмануть бабку Пашка. – Просто гуляем…

– Устами младенца глаголит сама истина, – нахмурилась старуха, – но с вашим дурачком кривда тешится. Странный он у вас, – перекрестилась Явниха и, косясь на почти не скрываемую промокшей газетой кочергу в руках матери, на всякий случай обошла их стороной. – Сущий клоп, крапивное вымя, хотя и стоеросовый лоб, чистый Люципер. Клоп, клоп, мизантроп, куды гроб, туды и клоп. Куды клоп, туды и еретик, ерестун тебя дери. На рога тебя Агафье Коровнице 22!

– В школе им сейчас задают много, вот ребенок и заговаривается, – объяснила старушке мать.

– Сейчас в школе так: до обеда плачут, после обеда скачут, ровно какие-нибудь американские хиппи, чтоб их разорвало. Учение это бесовское, это все от лукавого. Но это еще не беда: был бы хлеб да лебеда. Убереги Параскева Пятница 23, – перекрестилась Явниха, – уколи веретеном клопа мелкого, клопа верткого. Попался бы ты мне во время оно, коловертыш, кат 24, я бы тебя спицей-то и выковырнула из мамкиной ступы… – И шустро посеменила прочь.

– Из твоих уст тебе на голову! – мать плюнула ей вслед. – Чтоб у тебя зоб вырос, сухотка тебя забери! Саму тебя пускай поразит моровая язва капитализма! Ну и нечисть белогвардейская! Ведьма окаянная, чародеица! Иродова дочь! Чертознайка!

– Не зря о ней плохие пересуды идут, – кивнул отец. – Социально ущербная и явный деклассированный элемент.

– Может порчу навести, знамое дело, след вынуть или другие мерзости, особенно детям и беременным женщинам. Или икоту напустит, тоже не велико счастье. Или вообще на свинцовых табличках проклятия страшные пишут, их греки дефиксионами кликали. Или сгнивший шалфей в колодец бросит, что вызывает бурю силы просто невиданной.

– Опытные люди всегда имеют понятие об этом, – солидно кивнул отец, – а пустобрехов и финтифеев чураются. Через таких Дьявол, с партийного попущения, и совершает чудодейства. Ведьмы завсегда свою долю в этом имеют.

– Да пребудет с нами небесная облепиха, – осенила себя крестным знамением мать, – неопалимая революция и святой социализм! Не зря говорится, что у которого человека рот полуоткрыт, тот клеветлив. А она воно как зубами сверкает, что твой волк в «Ну, погоди!». Чтоб у тебя дойница пересохла! Соль тебе в очи, кочерга в зубы, горшок между щек, кила 25в горло, – процедила сквозь зубы мать и поплевала Явнихе вслед, – головня в рот!

– Лучше в задницу, – хохотнул отец.

Пашка мелко захихикал.

– Дебил, ты лучше вообще молчи! Или ты не мой сын, или у тебя мозги твоей мамаши! – отец стукнул зонтиком малолетнего путаника по голове. Зонтик от удара раскрылся. – А ты чего там сидишь, придурь малолетняя? – шепотом сказал мне. – Беги вперед скорее, пока нет никого вокруг.

– Да не перекрестке не толкись, как шуликун, – посоветовала мать, – глаза любопытным людям лишний раз не мозоль, а сразу в посадку сигай.

Я, согнувшись, перебежал через асфальт и, прижимаясь к деревьям, двинулся по защитной лесопосадке, растущей вдоль шоссе. Родители и Пашка продолжили прогулочное шествие под дождем и покинули деревенские пределы. Километра через полтора, когда до большого леса оставалось не более пятисот метров, нас нагнал трактор ДТ-75, управляемый парторгом Николаем Ефимовичем Трохой по прозвищу Миллионщик, который был неравнодушен к нашей матери.

– Карл Маркс в помощь! Здорово, Владимирович, привет, Егоровна! Куда собрались?

– Гуляем…

– Гуляете? – удивился парторг.

– Гуляем…

– Так дождь же?..

– Алексей, человек божий, – выдавила мать, – в решете море переплыл и не намок, а мы…

– А мы гуляем! – перебил ее отец. – Для моциона.

– Паша, а ты не замерз? – не унимался парторг.

Брат угрюмо молчал и делал вид, что вопрос к нему не относится.

– Егоровна, чего это он?

– Да не выспался он, Николай Ефимович. Не обращай внимания, – ответила она.

– Может подвезти вас?

– Нет, не надо, – отказался отец, косясь на лес и начал, чтобы скрыть смущение, негромко напевать:

– До чего дошел прогресс – нам не страшен энурез.

– А ты чего же, Ефимович, разве не пьешь сегодня? – деланно удивилась мать. – Суббота же?

– Вот сейчас домой вернусь, – солидно крякнул Миллионщик, – да и накачу казенной за Партию, за Правительство и за крепкое здоровье нынешнего генсека. Ты как на это смотришь, Владимирыч?

– Ты езжай, Ефимович, – махнул отец, – мы погуляем.

– В своих дерзаниях всегда мы правы! – отсалютовал им парторг. – Ладно, поехал я, – трактор развернулся, обдав их липкой грязью из-под гусениц, и рванул к деревне.

– Наконец убрался, жирный бабуин, – сквозь зубы процедила мать. – Вот же никчемная отрыжка общества!

– А что, если это леший? – посмотрел вслед удаляющемуся ДТ Коля.

– Не плети ерунду! – мать дернула его за плечо. – Какой он леший?

– Сама говорила, – надулся Коля, – что леший может кем угодно обернуться, хоть лосем.

– Обернуться может, а на тракторе ездить – нет.

– Почему?

– Он соляры запах не переносит.

– Хватит трепаться! – не выдержал отец. – Торчим тут у всей деревни на виду, как тополь и два дуба на Плющихе! Айда в лес!

– Интересно, кто тут тополь? – подозрительно спросила мать.

– Известно кто, – отец отвернулся от них и устремился к лесу.

– Сам ты дуб! – сплюнула вослед мать. – Кочерга тебе поперек! Падла купоросная!

– Я же говорил, – громко прошептал Пашка, – что он падла. А он…

– И ты падла! – мать щедро одарила Пашку оплеухой. – Вить, может, вернемся? – сказала громко. – Мы уже мокрые, как морские зюзики.

– Куда мы теперь вернемся? Тогда нас сразу заподозрят! Хватит языки бить, пошли за грибами, так идем за грибами! Потерпите, недалеко уже. В лесу не так льет. За мной!

– Витя, какой же ты бурдулек 26! – любила мать по темноте своей всякие старые слова употреблять. – Пора бы уже уяснить: когда пытаешься с тремя копейками в Сочи слетать, то всегда получаешь по рогам!

– Молчи, кекельба 27драная! – отец считал себя человеком образованным.