Людмила Яцкевич - Детство на Шексне

– Катя, попроси воды принести…

– Да неудобно, Лиза, детей заставлять…

Мы обрадовались вдвойне. Во-первых, наконец-то они поняли, зачем мы пришли, а во-вторых, очень хотелось назад из этой непонятной холодной комнаты. Видимо, детский инстинкт подсказывал нам: здесь какая-то большая беда. Захотелось подальше от неё быть. В то же время нас охватила жалость к этим оставленным всеми старым женщинам.

– Давайте ведро! – с готовностью сказала Надя Морозова, моя подруга. – Я быстро сбегаю за водой, тут рядом колонка.

– А я дров принесу, будете печку топить. Потеплеет тогда в вашей комнате.

Первая сестра грустно сообщила нам:

– Ведра нет, есть только чайник. Можно с ним сходить за водой…

Дров тоже нет. Не запасли…

– Я могу за булкой сходить в магазин, – предложила Вера Обушонкова.

Старая женщина была в растерянности:

– Деньги кончились…

Тогда и мы растерялись. Впервые мы столкнулись с такой бедностью. Это был какой-то неведомый нам жестокий холодный мир. Мы в тот раз всё-таки принесли им воды в чайнике, потом попросили их не запираться, так как скоро вернёмся. В коридоре мы собрали свои копейки, подсчитали – на буханку хлеба хватит. Бегом побежали в магазин и вернулись в комнату с буханкой свежего хлеба. Сёстры обрадовались, хотя старались не показывать виду. Мы распрощались с ними дружески и пообещали снова прийти.

Дома я взволнованно рассказала бабушке и маме, у кого мы были. В ответ бабушка горько усмехнулась и сказала, обращаясь к маме:

– Видно, ссыльные. Зачем детей направлять к ним, лучше бы дали этим несчастным хотя бы маленькую пенсию.

Потом бабушка задумалась и сказала грустно:

– Если бы не ты, Елена, да не Николай, так и у меня бы такая участь была.

Мама её начала успокаивать:

– Ну, ладно, не дали тебе ничего за работу в деревне, так должны дать пенсию за погибшего Володю. Умные люди мне сказали, что дадут.

При воспоминании о погибшем сыне бабушка ещё больше загрустила. Однако она усадила меня за стол и накормила обедом: постными щами и пшённой кашей на молоке. А на верхосытку дала стакан клюквенного киселя.

После обеда я стала просить у мамы деньги: мы с одноклассницами договорились в складчину купить старым женщинам булку и молоко. Деньги мне дали, хотя и не очень охотно, так как каждая копейка была на счету.

На следующий день после школы наша тимуровская команда направилась в магазин, а затем со скромными гостинцами мы пришли к сёстрам. Встретили они нас приветливо, поблагодарили за гостинцы. Кто-то из нас сходил с чайником за водой. Старушки были неразговорчивы, видно, тяготились нашей опекой. Да и мы, дети, чувствовали себя у них скованно: понимали, что ничем существенным мы им не можем помочь. Словно какая-то стена была между нами.

Ушли мы опечаленные и по-детски озабоченные. На следующий день в школе мы всей гурьбой подошли к пионервожатой и рассказали ей о бедных сёстрах, ожидая от неё помощи или хотя бы совета. Но Зоя Ивановна настороженно задумалась и затем сказало категоричным тоном:

– Вот что, девочки! Больше туда не ходите. Я сообщу о сёстрах в собес. Может, помогут им… Да! О них без вас позаботятся!

Прошло дня три… Мы послушались вожатую и старушек не навещали, но душа была не на месте. Мы чего-то не понимали, но жалость и сострадание неотступно мучили нас. И наконец, мы не выдержали и решили навестить сестёр, несмотря на запрет. Пришли и долго стучали в дверь, но нам никто не открывал… На стук вышла соседка и сообщила нам, что сегодня утром сестёр куда-то увезли на машине вместе с двумя узелками их личных вещей. Нам стало не по себе, словно мы только что потеряли близкого человека. Дай неизвестность мучила. Мы ничего не понимали, что происходит с этими старушками. Мы тогда не знали словосочетания «злой рок», но именно его и устрашились наши детские души.

Когда я училась в первом классе, весной умер Сталин. В школьном зале повесили его портрет в траурной рамке и украсили еловыми ветками. Поставили почётный караул из учителей и старшеклассников. Играла в школьном репродукторе траурная музыка. Нас выстроили на линейку и объявили о смерти вождя. Я увидела на лицах взрослых какое-то странное напряжение, а некоторые из них плакали. Это странное напряжение витало и в воздухе, и мы, дети, его чувствовали, хотя не понимали горя взрослых. Сталин для нас тогда был просто особенным именем, которое часто повторяли, и портретом, который висел в любом учреждении.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Ленский Александр Павлович (до 1897 Вервициотти) (1847, Кишинёв – 1908, Москва), знаменитый актёр, режиссёр, театральный педагог.