Анатолий Мусатов - Заслон

– Не скромничай, Петр Иванович! Память у тебя дай бог каждому! Только что отсюда вышел один из таких шустрых и ловких! Люди есть, все проделают в лучшем виде. Я уверен. Тем более, что конвой при этой колонне всего несколько солдат. Углядеть, что делается в кузове будет сложно.

– Ну, положим, что-то получиться. Но, по-моему, здесь есть одна неувязка. Идущие сзади машины, на которых сидят солдаты, обнаружат ребят тут же.

– Да, если они будут торчать в кузове, как болотный сухостой. Я имел ввиду, что каждый из них будет находится в кузове в укрытии до самого конца, когда дерево разгорится. Вот тогда они могут сигануть с машины и в лес. Есть риск, не спорю, но дерево не горит, как порох. Ребята успеют спрыгнуть. А когда разом загорятся все машины, то тушить их будет делом безнадежным. Пока немцы сами будут спасаться, наших ищи-свищи. Для пущей паники снабдим их по гранате. Как только они отбегут от колонны, бросят гранаты. Вот тогда станет ясно, что это было нападение партизан, но никак не дело рук наших поселковых рабочих.

После некоторого молчания Петр Иванович почесал подбородок. Глянув повеселевшими глазами на начштаба, качнул головой:

– А что, в этом что-то есть! Надо проработать. И как можно скорее. На складе скопилось очень много материала. Думаю, через день-два его вывезут. Вот только погода портится. Как бы не зарядили дожди. Тогда пиши пропало. Не загорится пропитка.

– Думаю, успеем. Вернется Севастьян, сразу же начнем подготовку братьев и еще трех-четырех человек, вот хотя бы Евдокимова и Калинкина.

– А чего откладывать! Станислав Георгиевич, займись этим прямо сейчас. Надо послать связного к Мефодию, узнать состояние дел на складах. Это нужно сделать срочно, до дождей.

– Решено. Пойду, займусь.

Оставшись один, Петр Иванович достал карту и склонился над ней. Он напряженно обдумывал план уничтожения пиломатериалов: «Два варианта есть, – колонна пойдет на железнодорожную станцию или на шоссе… Немцы торопятся. Вполне возможно, что они погонят колонну сразу по трассе на Храпово… Если так, то дело упрощается: диверсию можно провести на шоссе… там и лес со всех сторон подступает вплотную… Если на станцию, то действовать придется на участке до Мешково. Это труднее… лес от дороги далековато… могут не успеть, попадут под огонь охраны. Что делать?.. Значит, так… как только займется огонь, каждый бросит гранату в заднюю машину. Сидящий в первой машине должен еще убрать в своей машине солдата с шофером. Наверняка водитель и солдат охраны в каждой машине будут убиты. Или, по крайней мере, контужены… Пока оставшиеся в живых придут в себя, ребята уйдут в лес… Вроде все складывается. С Мещеряковым надо еще как следует обсудить…».

Петр свернул карту, сунул ее в планшет и вышел.

Дверь Евсееву открыла молодая миловидная женщина. Тугая русая коса, спускаясь по белой, с вышивкой, кофте, терялась где-то внизу. Она глянула на него темными, с легкой поволокой глазами и улыбнулась:

– Пожалуйста, проходите. Муж уже спрашивал вас.

Они прошли в большую, светлую комнату:

– Вы присядьте, а я сбегаю, кликну Петра. Он у соседа, чинят мотоцикл. Я скоренько… Вот тут, в кувшине, квас, если желаете, отпробуйте.

Женщина вышла. Евсеев оглядел комнату. В ней была какая-то удивительная гармоничность уюта и скромного, неброского убранства. Вышитые занавески на окнах, обрамленные шторами, не скрывали стоящих на подоконниках цветов в горшках цвета зеленой глазури.

На столе, на полу, на больших сундуках и лавках лежали скатерти, покрывала, половички и накидки, украшенные узорной вышивкой или ажурной вязкой. И во всем этом сказочном многообразии узоров нигде не было заметно случайной, наспех брошенной тряпицы.

Евсеев подошел к комоду, вальяжно расположившегося посреди простенка. Посреди вазочек и расписных кувшинчиков, вперемежку с многочисленными шкатулками, стояли две фотографии. Их деревянные резные рамки заметно выделялись среди всего этого обилия.

На одной из них он увидел сидящего на стуле крепкого молодого парня, чем-то очень напоминающего самого председателя. Рядом с ним, положив руку на плечо парня стояла молодая девушка. Почти еще девчонка, с испуганными глазами, она напоминала птенца, от страха изо всех сил вцепившегося лапами в веточку.

На другой были уже Петр с Варей. Их позы почти в точности повторяли пару с предыдущего снимка. Евсеев понял, что на первой фотографии, по всей вероятности, сняты родители Петра Ивановича. И хотя снимок был старый, сильно зажелтевший, но сходство было несомненным.

Евсееву много раз приходилось бывать в домах колхозников. Везде, в каждом доме он замечал какое-то неуловимое сходство. Где-то было победнее, где-то побогаче. У кого-то цветы в каждом углу, и вышитые лебеди плыли по бирюзовым морям, развешанных на стенах. Где-то просто висели узорчатые вышивки и высились горы подушек. И все же, при всей неповторимости вкусов людей, он везде находил одно и тоже.

Было в каждом доме место, отделённое особо. Здесь, на этом кусочке стены, как бы сконцентрировалась вся жизнь этих людей. Не то, чтобы эти глянцевые кусочки картона, эти фотографии, имели для них значение фетишей, – скорее это были символы самых значительных дат их жизни. Евсеев знал, что крестьянин никогда не будет тратить свое время и деньги на пустяки. Эти фотографии, висевшие на стене каждой избы, были для них зримой летописью семьи, каждого рода.

Но среди этих пухлых карапузов и юных девушек с толстыми косами, браво подбоченившихся парней в тугих на шее и тесных на плечах косоворотках, пожилых людей, свадеб и похорон были в каждом доме фотографии, отмеченные особым, чёрным знаком судьбы. Он знал, что каждого из этих людей здесь ждали со страхом и тревогой многими бессонными ночами. Ждали днем, когда, разогнув усталую, гудящую спину долго вглядывались в каждое облачко пыли на дороге. Но так было угодно судьбе, что бы эти фотографии остались последними в коротком ряду белых кусочков картона. Они не вернулись…

В комнату вошел Петр.

– Я извиняюсь, что заставил вас ждать.

Он развел руками:

– Сосед уж больно настырный у меня! Как репей. Вытащил меня из дома к своему мотоциклу, – помоги, мол, не то больше не дам ездить…

– Да что вы, Петр Иванович, я только что объявился у вас. Ваша жена пошла за вами.

– Ну да, она и сказала мне о вас. Сама пошла на кухню, собрать повечерять. Ну, а мы пока тут посидим, поговорим о странном случае, который привел вас сюда и зовется Мефодием.

Евсеев развел руками:

– Действительно! Еще сегодня я намеревался уехать в командировку в другой район. Если бы не та женщина из вашего поселка, то, честное слово, я упустил бы в своей журналистской практике редкий случай!