Федор Кумарин - Пустота

Зачем они здесь? Две худенькие девочки, с покрасневшими от холода носиками. Б-р-р-р!

Парни были, впрочем, под стать им. Все взрослые, накаченные, причёсанные, вылизанные, чистомордые. За исключением одного, правда что. Рыжего маленького пацанёнка, у которого всё лицо было испачкано в крошках веснушек. Правда, орал он громче всех. Видимо, пытался компенсировать недостатки внешности харизмой. На вид он был помладше остальных года на три.

Вскоре назвали и мой номер. Я подошёл и случайно достал из кармана не только чек с номером заказа, но и визитку штаба Дровосецкого.

Взгляд кассирши сменился с устало-безразличного на подозрительно-недоверчивый с примесью возмущённого интереса.

Я попытался быстро убрать карточку в карман, но она её заметила. Сука. Я надеялся, что женщина из приличия промолчит и ничего у меня не спросит, но как же…

Протягивая мне горячую среднюю шаурму завёрнутую в салфетки, она спросила:

– Вы что, из этих?

– Вы имеете в виду геев? – шутливо спросил я. – Нет, что вы…

Не знаю, зачем я сказал это. Наверное, хотел посмеяться. Но шутка же глупая. Как всегда.

– Вы тоже волонтёр этого Дровосецкого, да?

– Нет, – обрубил я, но женщина не успокоилась.

– Ко мне только что подходил ваш волонтёр… – забубнила она. – Вон тот рыжий школьник, я его еле отсюда выгнала… Он говорил, что надо за вашего Дровосецкого голосовать, подписи ставить… Это интересно, знаете. Ну, что кто-то другой есть… Хотя чёрт его знает, откуда он вылез. Либерал вроде, демократ, но мы же их знаем, либералов. Всю страну развалили, а теперь пытаются вернуть доверие населения. Только кто в них поверит? У нас уже вообще никто ни в кого никогда не поверит. Люди лучше уж проголосуют за то, что есть… Так хоть живём помаленьку, а с либералами во власти что будет? Разворуют всё, развалят и уедут в свою Америку.

– А эти не уедут? – зачем-то спросил я.

– Ну эти, может, не в Америку поедут, а в Москву.

– А какая разница? – спросил я и, взяв шаурму, подошёл за стойку заполнять помойную яму своего желудка.

Шаурма быстро развалилась, расклеилась, разошлась по швам. Из неё потекла кровь, вместе с внутренностями и кишками. Шаурма пыталась что-то мне сказать, плевалась соусом, который все называют «обычным». На самом деле, это просто майонер. Обычный майонез.

Помидоры чуть кислили, капуста застревала в зубах, а жирный соус капал на пальцы. К концу шаурма совсем развалилась, потеряв всю структуру и окончательно преобразившись в салат, но я всё равно, то и дело вытирая руки и рот салфетками, её ел. Не потому что она была очень вкусной – скорее, наоборот – просто выбрасывать было жалко. Да, такой вот я жмот. К концу трапезы у меня потекла кровь из разбитой губы. Пришлось взять ещё салфеток и подтирать ими красную жидкость, которая никак не могла остановиться. Пришлось потратить целых пять салфеток на эту губу.

Как только кровь остановилась, я собрался было уходить, но услышал детский голос, обращённый ко мне:

– Эй, ты! – воскликнул рыжий из той самой компании школьников, сидевших неподалёку. – ты что, волонтёр Дровосецкого?

Снова этот Дровосецкий. Сколько можно? Уже третий раз за час. Почему всех вдруг прорвало? Я решил ничего не отвечать. Может, чувак увидит, что я не хочу с ним разговаривать, и успокоится. Но он не успокаивался.

– Эй ты, я к тебе обращаюсь, – крикнул он, подошёл ко мне и сел рядом.

Я медленно развернулся к нему, и бросил ему в лицо рассерженный, злой взгляд.

Но он ничего не понял. Так и продолжил стоять и пялиться на меня. Он был ещё младше, чем я думал. Ему же всего лет тринадцать-четырнадцать! Что он делает в одной компании со взрослыми? Разве мне не всё равно? Может, он брат кого-нибудь из них.

Я вытер рот салфеткой, бросил её в мусорку, затем проглотил последний кусок шаурмы и только после этого ответил ему:

– Отвали от меня. Похер мне на твоего Дровосецкого, парень. И что вы с ним бегаете? Мужик косоглазый, кассирша, ты вот…

– Думаешь, кто кассирше рассказал? Я… – похвастался рыжий.

– Молодец! А теперь развернись и шагай к своим друзьям, хорошо?

– Нет, – отказался он уходить. – Скажи, откуда у тебя карточка штаба?

– Какая тебе разница? – хмыкнул я. – Иди отсюда, не раздражай меня, окей?

– Ты не понимаешь! – психанул мальчик. – Мне правда надо знать, кто тебе вручил рекламку. Просто здесь я должен их раздавать. У нас соревнование… Кто из волонтёров больше всех карточек за неделю раздаст, получает футболку. Я пока иду на первом месте, а тут кто-то у меня отнимает место. Скажи, кто.

– Тебе сколько лет, парень? – усмехнулся я. – Не рано тебе агитировать?

– Четырнадцать, – без запинок ответил он. – А что тут такого? Хочу и агитирую. Моё право. Так ты скажешь, кто тебе дал карточку.

– Косоглазый, – ответил я, надеясь, что теперь мелкий отстанет от меня. – Знаешь такого?

– Знаю, конечно! – воскликнул мелкий. – Юра! Ну я поговорю с ним, спрошу.

– Ну так иди и спрашивай.

Я ждал, что мальчик тут же развернётся и уйдёт от меня, но он даже не сдвинулся с места.

– Что тебе ещё надо? – недовольно спросил я.

– Ты теперь тоже будешь волонтёром? – осведомился малой.

– Нет, не буду я никаким волонтёром! – злобно ответил я. – Отстань от меня.

– Да нет… – недоумённо произнёс мальчик. – Ты должен… Или ты за Нилрака? Но он же вор! Весь край разграбил! И фамилия у него дурацкая… Только у злодея может быть такая фамилия!

– Я не за Нилрака. Я не за кого, ясно?

– Как это? – не понял он.

– Забей! – воскликнул я и направился к выходу, но мальчик остановил меня.

– Вы хотя бы сходите на митинг против недопуска Дровосецкого на выборы! – жалостливо промолвил он. – Ну или придите в штаб. Вы не понимаете… У нас сейчас настоящий, единственный, может, шанс есть. Каждый человек на счету. У нас же нищий регион, здесь никаких перспектив… Город умирает, из него уезжают. Неужели вам не жалко наш город?

– Жалко, – пожал я плечами, – но что же тут поделаешь…

– Как что? – недоумённо спросил пацан. – Проявить гражданскую активность, смести всех этих ворюг, добиться допуска Дровосецкого на выборы.

– Послушай, – обратился я к нему. – Я даже не знаю, кто такой этот твой Дровосецкий, чего ты ко мне пристал?

– А вы приходите в штаб! – настаивал он. – Мы вам всё расскажем. Приходите, а? Если я приведу волонтёра, мне дадут три значка с Дровосецким.

– Ладно, успокойся, – произнёс я. – Как-нибудь обязательно наведаюсь в вашу секту. Только дай мне уйти, хорошо?

– Ты обещаешь, что придёшь?

– Обещаю, – сказал я и, пожав малому руку, направился к выходу.

Но покинуть шаурмичную мне снова не удалось.

– Что, рыжий вас совсем доканал? – услышал я из-за спины голос одной из школьниц, той самой брюнетки в салатовых штанах. Вблизи она казалась ещё красивее, чем поодаль. И голос, и этот острый, колючий и неимоверно глубокий взгляд – точь-в-точь как у Полины.