Федор Кумарин - Пустота

Прекрати! Успокойся! Перестань плакаться, нытик! Есть люди хуже тебя. Куда ни глянь – есть хуже. Ты смотришь на людей, грязных, пьяных, бездомных. Их кожа похожа на грязные мешки с картошкой. Тебе кажется, что они – это низ. Но проходишь несколько метров и встречаешь людей с лицами-мешками для мусора, мокрыми такими, дырявыми. Из них что-то течёт. Не свекольный сок, а кровь. Настоящая. Вонючая. И это ещё не конец, не последняя точка падения. Погуляй по тёмным, полуразрушенным сибирским дворам – увидишь всякие прелести.

Потом они говорят: «Федя, ты угнетаешь. Вокруг тебя один негатив. Будь проще – и люди к тебе потянутся. Просто думай о хорошем». Ладно. Пытаюсь думать о хорошем. О чём-то не связанным со мной. О той фигуристке. Какая она хорошенькая. Я не хочу её… В плохом смысле не хочу. Не хочу облизывать её, не хочу ничего в неё пихать, не хочу жрать её красоту. Я хочу просто смотреть. А когда хочешь смотреть – это что-то большее. Но разве смотреть на неё на значит – жрать её красоту? Зачем мне жрать красоту? Я же должен жрать потолок, окно, ковёр, пустоту. Брать её косточки, обсасывать их, затем облизывать пальцы. Жадно так, чтобы устранить голод. Пустота вместо голода – это почти что смерть. Ядерный гриб, который медленно гниёт во мне, сокращая мою жизнь. А что – моя жизнь? Она состоит из того, что я смотрю на чужие успехи и на свою никчёмность. Все вокруг – уверенные, умные, смелые, красивые люди. Я – уродлив, нелеп. Я – словно демо-версия человека. Недоделка, обрезок… Меня словно облили кислотой. Мои пальцы дрожат. У меня воняют ноги. Кто всё это придумал? Мой пот. Мой голос. Мой язык. Мои зубы. Даже мои мысли, каждую из которых я ненавижу. Каждое слово, вырвавшись из моего помойного рта, ложится в могилу. Каждый мой взгляд марает людей. Каждое моё движение – лишнее.

Я становлюсь перед зеркалом. Смотрю на своего врага. Вот бы его уничтожить…

Бреюсь. Бритва царапает щеку. Умываюсь. Сдираю ногтём пару прыщей. Маленькая струйка крови, похожая на весенний ручеёк, течёт по щеке, затем по подбородку. Не смываю её – жду, когда засохнет. Ем. Толстею.

Я представляю фигуристку из телевизионного мира. Пытаюсь нарисовать её, но на самом деле – только калечу её образ. «Ага, – говорю себе я, – ещё напиши о ней сраный стишок. Испорть её ещё сильнее».

Но я стараюсь не подчиняться голосу. Пытаюсь нарисовать её. Приклею её портрет к футбольному мячику и буду с ней разговаривать, как Том Хэнкс в фильме «Изгой». Это извращение, практически изнасилование. Но я успокаиваю себя: «Ведь я никому не причиняю вреда. Подумаешь, поговорю с мячиком, на который наклеено лицо знаменитой фигуристки».

Делаю всё, что задумал. Кладу мячик на диван. Он открывает рот.

– Привет, – говорит мячик. – ты меня знаешь?

– Знаю, – отвечаю я. – видел тебя по телевизору. Ты известна. Не то что я.

– А что мешает тебе прославиться? – спрашивает мячик голосом фигуристки.

– Пустота, – говорю.

– А это что?

– То, что повсюду. Я не знаю, как тебе объяснить… Это когда ты не веришь в то, что реальность существенна. Пустота – это когда твоя жизнь перестаёт быть хоть чем-то важным, когда из неё пропадает начинка: цель, желание, потребность в друзьях, женщине, делах… Тогда жизнь становится пустотой. Ещё мне кажется, что пустота – это ненависть к себе. Хотя, возможно, это неправда. Я не могу утверждать точно.

– И тебе нравится пустота?

– Пустота не может нравится или не нравится, – ответил я. – Она где-то между этих категорий. Любых категорий.

– Каких, например?

– Например, пустота лежит между жизнью и смертью.

– Ты тоже существуешь между жизнью и смертью? – спросила фигуристка.

– Наверное… Я не могу причислить себя к жизни или к смерти.

– Но к пустоте можешь?

– Да, могу.

– А меня ты к чему причисляешь?

– Тоже к пустоте.

– Почему?

– Потому что ты – всего лишь мячик с лицом.

Чёрт… Что я делаю?

Неужели я сумасшедший? Возможно. Кому какое дело? Это сумасшествие так же противно, как и обыденность, как эта комната, в которой я замурован.

Я откидываю мяч в сторону. Всё тело болит. Я уж и забыл, что оно всё в синяках. Надо бы к врачу сходить. Ага, надо бы… Лень – чувство более сильное, чем боль.

Девочка не уходит из головы. Лезвия её коньков заходят всё глубже и глубже в сердце. Как глупо. Этот образ даже не возбуждает.

Пытаюсь спать, но она не даёт мне. Чем мне стереть фигуристку? Новой порцией порнухи? Попробуем… Встаю с кровати, нажимаю на кнопку ноутбука, похожую на зловещий светящийся глаз. Он зажигается, как свечка. Ноутбук начинает жужжать, шептаться. Сажусь на стул, приспускаю трусы. Пытаюсь смотреть, но от вида силиконовых, приторно красивых баб только тошнота подступает к горлу. Внизу всё уже болит. Я слишком часто делаю это. Без какого-либо энтузиазма. Просто по привычке. Раньше я дрочил по необходимости… Даже стыдился этого. Тогда я ещё писал, искал какие-то истины, думал о судьбах страны, мира, верил в Бога. Даже смешно. Теперь без разницы. Бог, страна, мир – где всё это?

Может, во снах.

Заканчиваю без какого-либо интереса. Выключаю порнуху. Тёлка с рыжими волосами искусственно хихикает. Ещё час шарюсь по ютубу, смотрю видео с блогерами, который жрут пожаренную рвоту, смотрят зацикленное видео по 10 часов, снимают обзоры на комиксы. Зачем мне это в три часа ночи? Не знаю. Может, чтобы попусту потратить время.

Придя в себя, отключаю ноутбук и ложусь в кровать. Сильно сжимаю глаза. Мне хочется спать. Я очень устал. Но я не сплю. Тело не даёт мне заснуть, оно сопротивляется. Ему нравится смотреть, как человечек внутри него сходит с ума.

На языке чувствую привкус крови. Разбитая губа снова кровоточит. Кровь – на подушке, на языке. Плевать.

В мозгу всплывают песни. Время мчится, словно черный легкоатлет по беговой дорожке. Скоро должно наступить утро. А я опять, снова, в который раз потею. Переваливаюсь с боку на бок, щелкаю семечки безумных мыслей. Беру ножницы, лежащие на столе. Хочу воткнуть их себе в живот. Но вовремя останавливаюсь. Кричу, бью кулаками запачканную в крови подушку. Но это не приносит удовлетворения. Нужна хотя бы боль. Настоящая, физическая боль. Я бью кулаками в бетонную стену. Кричу. Я потерял контроль над собой. Ночь победила меня. Когда я понимаю это, то обычно прекращаю, останавливаюсь, дышу этим бетонным, холодным, пыльным воздухом. Надо признать своё поражение и тут же успокоиться. Я не позволю ей себя насиловать.

Казанки стёрты в кровь. Я беру стакан воды, что каждую ночь стоит на столе у моей кровати, и выливаю его на себя, чтобы охладиться.

Теперь постель мокрая. Я – весь мокрый, ничтожный, разбитый. Сижу, стыжусь себя и пытаюсь забыть, кем являюсь на самом деле.