Марина Леванте - {Не} любовь. Сборник рассказов и повестей

На утро он с удивлением спросил, увидев скорчившуюся фигурку рядом с собой:

– Ты что, так всю ночь и проспала в кресле? – и чуть не добавил, «дура», но заметив чёрные круги под глазами девочки, смягчился и посоветовал той пойти умыться.

Выпив предложенного чаю, кусок не шёл ей в горло, Даша, помнила, как вчера набрала номер отца, желая предупредить, что не приедет, промямлив что-то про своих знакомых, случайно встреченных на улице города, помнила, как тот стал кричать громко в трубку, требуя немедленного её возвращения, адреса, где находится и как не смогла сказать ему ничего внятного, и не потому, что была пьяна, а просто потому, что не понимала, что ей делать, как поступить в такой неожиданной ситуации, в которой она оказалась из-за скуки, и из которой не видела выхода. Ей было стыдно, что она так вляпалась, и почему-то решила, что обратного пути нет.

Но ей всё равно пришлось проделать этот путь, к своему отцу, который пребывал в ярости, посчитав свою малолетнюю дочь, шлюхой, которую он совершенно не знал, и которую он оставил ещё, когда та была совсем крохой. Он тоже не знал о тех записях в её дневнике, не знал ничего из того сокровенного, что пряталось в душе маленькой девочки, которая приходилась ему родной кровью.

В то время, когда Даша совершенно спокойно, уверенная в своей правоте… в себе… отвечала теперь на его вопросы, всё же опасаясь, что он сейчас просто размажет её по стенке, как с удивительной периодичностью во время этого гвалта обещал ей её отец, ни разу не спросив, а как девочка вообще, оказалась в такой ситуации, в какой-то момент не выдержала и произнесла:

– Можешь отвести меня к врачу, раз ты мне не веришь…!

А что больше всего волновало этого человека в случившейся истории, то, что его дочь, осталась жива, или осталась ли она невинна..? Он этого не сказал, а только молча поволок согласную со всем и так напуганную уже произошедшим девочку к знакомому гинекологу, а та в компании ещё трёх специалистов, сделала заключение, причём, выразившись в удивительно грубой, не профессиональной форме, сказав коротко:

– Спала!

Даше показался этот вердикт, не справедливо вынесенный ей, тем contra bonos mores, ведь она со слезами, застывших одной большой каплей в своих наивных голубых глазах, просила женщину-врача, зная, что её может ждать дома после такого, не говорить ничего отцу. У неё кружилась голова от состоявшейся несправедливости, и она по-прежнему не понимала, как такое могла сказать эта доктор, ведь это совершенно не соответствовало истине, и зачем же она всё-таки всё это сказала – таки ещё и её мачехе, осуждающе глядевшей на падчерицу до самого её отъезда своими почти чёрно-зелёными зрачками, в которых всё виделось хуже тёмной ночи, которую девочка боялась в глубоком детстве …?

***

Довольно скоро после случившегося девушка отправилась к себе домой далеко от места происшествия. Правда, позже, посетив однажды столицу, в первый же день прибытия, повстречала своего отца с семьёй в ресторане гостиницы, где она поселилась. Но услышала только кинутое угрожающее ей вслед:

– У меня из-за тебя инфаркт был…!

И опять, как тогда, никто не спросил, а почему ты стала такая худая…? Молодая девушка за эти годы, что они не виделись, превратилась из пышненького подростка-женщины в совсем тщедушную худышку, перенеся не только тяжёлый физический недуг, но и просто высохнув от ударов судьбы, но всё же не согнувшись и выдюжив.

***

Даша ещё много раз сталкивалась в своей жизни с contra bonos mores, уже будучи взрослой, и когда сослуживец её родственника предлагал прийти к нему, а Даша находилась тогда на четвёртом месяце беременности, выйдя замуж в 18 лет, как и хотела за любимого человека, а тот, коллега, что работал в том же месте, где и муж её матери, спел кучу дифирамбов своему почти начальнику, а потом не замедлил доложить, что его-то жена с дочерью в отъезде… что значит, путь свободен… И когда на глазах её собственной матери коллега по работе, занимающий высокий пост, пытался поцеловать шестнадцатилетнюю девочку, но ему было заявлено лишь:

– Ой, что вы, Игорь Владимирович, не надо, у неё же губы накрашены…

А этому Игорю Владимировичу был уже не мало, не много, а лет шестьдесят и у него тоже была жена и дети, но это были его родственники, а тут, подумаешь, дочь его коллеги, и можно всё, даже оставить её на ночь, как и предлагалось. А разве не возбранялось?

Разве тот милиционер, что домогался всю ночь четырнадцатилетнего подростка, не знал, что возбраняется, что это contra bonos mores, даже если ты фуражку снял и китель старшего лейтенанта повесил на спинку стула?

О чём думал семидесятилетний старик, близкий знакомый их семьи, попытавшийся поцеловать в губы дочь Даши, которой было всего одиннадцать, и которая дала ему отпор, залепив крепкую пощёчину…?

Почему никто не назвал прямо и правильно вещи своими именами? Что это contra bonos mores, что это безнравственно, совращать маленьких девочек, класть их в постель к взрослым мужчинам, получая за это деньги, чтобы потом назвать их шлюхами, доставляя удовольствие своим мужьям и братьям, плюя на чувства таких же людей, но не родных кому-то. Хотя и родственные интимные связи, называемые инцестами, происходят довольно часто в жизни людей, которые не хотят понимать, что это такое. Но это та самая безнравственность на разных уровнях, даже не случающаяся от скуки, а происходящая в мире, именуемом состоявшейся цивилизацией человечества.

И не защищать, а обвинять своих близких, это тоже страшная contra bonos mores, когда требуется поддержка тех, кто тебе роднее всего, а не толчок в бок, потом в грудь со словами «шлюха», а на самом деле отверженная и выброшенная на помойку девочка, может не подняться, и впрямь опуститься туда, куда её несправедливо только что окунули…

Дашу же спасло то, что она из-за кружащейся, но не от выпитого, головы, так и не успела тогда понять, с какой грязью её попытались смешать… Незнание всей подноготной интимной жизни между мужчиной и женщиной на тот момент, выручило её, она смогла полностью воплотить свои детские мечты, записанные в своём дневнике, в жизнь, и полюбив, и выйдя замуж за человека, с которым ей было хорошо и комфортно всё последующее время, несмотря на всё contra bonos mores, окружающее её и людей, идущих рядом с ней по дороге жизни… разных людей, и тех, кто так и не сумел ничего понять…

И нтересно, в какой момент человек начинает гнить изнутри. Сначала, уютно свернувшись калачиком внутри под сердцем своей матери, он чувствует себя полностью защищённым. Червяк, попавший в середину яблока, точит его изнутри, и плод портится, но не всегда снаружи. Его невозможно съесть, он имеет не лучший вид, не так вкусен, как ожидал, взяв в руку красивый фрукт, который весь в червоточинах изнутри. Надкусив и увидев всю неприглядность содержимого, ты выбрасываешь его на помойку.