Марина Леванте - {Не} любовь. Сборник рассказов и повестей

Важно было подольше задержаться у своей сестры. Я ведь не спрашивала, где ты была мама, когда меня чужие люди сначала на связанных вдвое санках, а потом на руках донесли до квартиры, позвонили и вызвали «скорую помощь», ибо нога страшно распухла в ботинке для фигурного катания. Мне было очень больно. Но я не плакала и не хныкала. Стиснув зубы, я ждала, пока мне незнакомый врач бинтовал тяжёлый перелом.

Разумеется, ты потом прибежала, как всегда, прижала к своей груди, и, чуть не рыдала в голос.

Как тогда, когда тебя, как всегда не было рядом, ты точила лясы со своей родной кровью, а меня четверо ублюдков насиловало. И я кричала в голос. Я просила о помощи. Но ты не слышала меня. Ты не хотела ничего знать. А потом хваталась за сердце, и знакомо всхлипывая, просила о смерти.

Но ты же не рыдала, когда я маленькая в надетой шубке и зимней шапке стояла в ожидании, когда же ты всё же наговоришься со своей младшей сестрой. Наконец, ты решала, что пора и честь знать и покидала их пенаты в тапочках сорок пятого размера. А потом с лестничной клетки возвращалась за своей обувью. А я всю жизнь надрывно кашляла, заработав в той одежде, обливаясь потом в теплом помещении, хронический бронхит.

Да, я давно, и, как всегда всё и всех простила. Но не забыла, и не хотела бы вспоминать, как потом ты водила меня по всяким медэкспертизам, пытаясь доказать правду. Но, по правде говоря, я оказалась в месте, где мне не было места. Ты вместе со своей сестрой решила по-другому. Вы решили убрать с дороги ненужного свидетеля, а, правильнее, пострадавшего. Разумеется, кто бы поверил россказням психически нездорового ребёнка, да ещё и накаченного разными наркотическими препаратами. Вы просто сделали из меня жертву карательной психиатрии… Это оказалось так просто…

***

Я помню, как врач психиатрического диспансера пыталась мне внушить, что я больна. Как у входа выставили, как часовых у мавзолея, двух здоровенных санитаров. Да, мне хотелось в тот момент убить себя и заодно того, кто это сделал, сидящую рядом на деревянном стуле женщину и с горечью, почти болью взирающую на меня. Как потом поздно ночью уже в другом кабинете, мне не задали ни одного вопроса, разложив передо мной какие-то картинки. На них даже не было той кошечки, которую я так тщательно раскрашивала в радужные краски. Какие-то кубики и квадратики. Не кубик Рубика, а что-то страшно примитивное.

Всё это было совершенно не интересно. Мне было 14, а не 5, и я давно не играла в пирамидки, надевая кольца на штырь, мал мала меньше, начиная с основания. И хоть, это помещение очень напоминало мне ту комнату, в которой раздавались периодические крики родителей, такое же маленькое, но страшно неуютное, здесь не было моего любимого дивана, высокого подоконника, на котором я сидела в одиночестве и грустно наблюдала за играющими детьми сквозь закрытое наглухо окно, я чувствовала себя вновь затворницей своего одиночества, только ограничивающегося теперь еще и решётками.

Я пыталась не спать, вставала, чтобы вместе с остальными детьми поесть за одним столом, пройтись до туалета, который не закрывался на ключ, зато все остальные двери были без ручек. Мне дали огромную дозу того, что мой организм ещё не знал до сего времени.

Но через неделю практически постоянной спячки, льющейся потоком крови из носа, я ожила. Вернулась. Почти выжила.

Дети, окружающие меня, казались мне вполне нормальными. Со временем я узнала причины, по которым они здесь оказались. Уже тогда мне казалось это странным. Может быть, они вели себя адекватно, потому что получали, как и я, горсти пилюль по утрам, в обед и в ужин? Не думаю…

Тогда зачем среди всех нас находилась девочка, у которой были эпилептические припадки? Она что, тоже была психически не здорова? Эпилепсия, это заболевание нервной системы, идущее от нарушения деятельности головного мозга, но никак не душевный недуг. Тем не менее, она тоже была здесь. Эти приступы давно убирают с помощью хирургического вмешательства. И 70%,а то и больше, успешных операций.

Уже позже я пришла к выводу, что больны были не дети, а система социума, родители, не сумевшие справиться в подростковом периоде со своими дочерями или сыновьями, и так же, как и меня выкинули из своей жизни. Школа тоже не помогла. Там вообще никогда не хотят проблем с трудными подростками. Выход один, лекарства. А разве, если это душевное заболевание, таблетками можно подправить какое-то душевное неспокойствие? Некий изъян внутри ребёнка, созданный родительским же бездушием и наплевательским отношением окружающих…

«Какая разница, где я была, главное, что не пришла вовремя. Не выполнила приказ свыше».

Я продолжала рисовать и здесь, только не раскрашивать книжки-раскраски, а разные шаржи, типа бидструпских 1 1 Херлуф Бидструп (1912—1988 гг.) – крайне выразительный датский мастер юмористического рисунка и политической карикатуры, путевых зарисовок и комиксов. карикатур, чем приводила в неописуемый восторг весь медицинский персонал. Читала взахлёб всё то, что мне приносила нянечка. Здесь же осилила без единого пропуска все четыре тома «Войны и мира». В общем, я не плохо проводила время, не чувствуя себя в одиночестве, находясь среди таких же больных детей, как я сама.

Спустя два месяца своего пребывания в этом заведении, за хорошее поведение, ибо каждый день таскала железные кровати, драила облезлые покрашенные полы шваброй, боясь прибавить в весе на усиленном питании, и от принимаемых таблеток, изображая из себя трудоголика, была выпущена на поруки.

Но это были те самые знакомые до боли не родные руки, которые потом каждый день усердно заворачивая в бумажки горсти разноцветных таблеток, тщательно выводили на пакетиках «Утро» «Обед» «Полдник» «Вечер», будто я совсем была тупа, и гордо вручали мне.

Но самое печальное во всей этой произошедшей истории, было то, что они сумели мне все хором внушить, что действительно имеется необходимость в приёме всех этих препаратов, не только воткнув для начала шприц в мягкое место с лекарством, на долгие годы лишившем меня проявления собственной воли.

С точной достоверностью сказанного Антон Павловичем Чеховым «Если человеку с утра говорить, что он свинья, то к вечеру он захрюкает»…

Не уверена, что и я превратилась в это животное. Правда, порою, когда начинали действовать бесчисленные побочные эффекты этих таблеток, и мне действительно становилось не по себе, появлялось желание выйти и прогуляться, тогда я вела себя не лучшим образом, пытаясь прорваться через кордон закрытых у меня перед носом дверей. Мне очень хотелось запустить в голубой экран нового цветного телевизора что-нибудь потяжелее. Сорвать со стен все висящие на них антикварные картины и нацепить их на голову своего нового тюремщика в лице своей матери.