Лев Логак - От перемены мест… меняется. Из жизни эмигрантов

Майе в её крайне наэлектризованном состоянии было достаточно любого повода, чтобы выйти из себя. И она после слов мужа выместила на нём всё своё внутреннее бурление. Ведь её сейчас как раз не отпускала мысль о том, что если бы они не уехали, так и не случилось бы того, что случилось!

– Ишь ты! – взорвалась она. – Наш дом! Как это ты сказанул: «Хотя Питер – и родина, а дом уже здесь, далеко-далеко от России», – скопировала она интонацию мужа. – И Оля же тебе вторит! Видите ли, вросла она тут корнями!

Эдуард смешался. Ведь Майя никогда ранее так категорично и зло не высказывалась по поводу эмиграции! Он не мог понять, в чём причина этой вспышки…

Знал бы он!

А Майя продолжила срывать зло на Эдуарде, обвиняя его в отсутствии ностальгических чувств. Она гневно тряхнула головой:

– Как же можно вырвать из сердца целый кусок жизни? Ну ладно, Олечке простительно, она была увезена нами, как говорится, сосунком…

– Хороший сосунок, 8 лет, – нерешительно поднял на жену глаза Эдуард.

– Ты понял, что я имела в виду, – отрезала Майя. – Но ты-то, неужели у тебя не ёкнуло, когда ты ступил на ту землю через 12 лет разлуки? – пронзила она мужа негодующим взглядом.

– Сознаюсь, ёкнуло, – вздохнул он. – Но если по правде, то по прошествии этих двух недель я возвращался спокойно…

Майя издала характерный для неё звук, который Эдуард определял как «кашелёк». Это было такое нервное короткое кряканье, от которого у него всегда холодело внутри. Ибо означал этот звук только одно – вспыхнувшие в жене и подавленные ею недовольство, раздражённость, а подчас даже и бешенство. И ведь звук этот сопровождался ещё и сердитым колючим взглядом! Эдуарду, как человеку достаточно мягкому, такая реакция на слова других людей была совершенно несвойственна и вызывала у него оторопь. Он разумел, что этот «кашелёк» есть проявление норовистого характера жены и, как следствие – неадекватного реагирования на окружающую действительность. Поначалу он раздражался по этому поводу, а потом понял, что себе дешевле в такие моменты постараться пойти на попятную или свести всё к шутке во избежание последующего неизбежного взрыва.

А Майя действительно была на грани детонации. В мозгу у неё стучало: «За что? За что? Уехали на свою голову!» Но она не могла произнести это вслух, не могла разоблачить себя! И потому исступлённо продолжила попрекать мужа отсутствием у него ностальгических чувств.

– Я, наверное, не от мира сего! – вскипела, как и ожидал Эдуард, вслед за изданным ею «кашельком» Майя. – Господи, ну неужели не существует цветов кроме белого и чёрного? Предпочитаю этим двум краскам спектр!

Эдуард же, не ведая истинной причины столь экстатического состояния жены, подался к ней, обнял и робко улыбнулся:

– Да не мучай ты себя так! Жизнь прекрасна!

– И многогранна, – рывком высвободилась из его объятий Майя.

Эдуард растерянно покачал головой, а у Майи на лице опять выступили капельки пота, и она стремительно бросилась к окну, при этом чуть не опрокинув большую напольную вазу с охапками искусственных веток осины и клёна, расцвеченных в осенние красно-жёлтые тона. Ветки эти были куплены Эдуардом в какой-то из зарубежных поездок. Майя тогда выразила полное равнодушие к этому приобретению, а он, желая потрафить жене, начал убеждать её, что это будет напоминать им в их новой стране проживания о родной природе. У Майи это заявление ожидаемой Эдуардом благодушной реакции не вызвало. Вообще, будучи натурой прагматичной, она предпочитала приобретать за рубежом красивые носильные вещи. И вот сейчас, чудом не повалив и не разбив вазу, она снова резко повернулась к мужу и упрекнула его:

– Что же ты тогда эти ветки-то тащил издалека? Если не ностальгируешь?

– Ну, прости, дорогая! – улыбнулся Эдуард. – Просто не так всё однозначно.

Майя гневно скривилась, и в этот момент сквозняк настежь распахнул окно. Тюль ворвался в комнату, накрыв Майю с головой. Такое направление ветра было признаком изменения погоды в худшую сторону.

– Портится погодка-то, – воспользовался поводом разрядить обстановку Эдуард.

Майя судорожно выпуталась из занавески, захлопнула окно, повернулась к мужу, окинула его неприязненным взглядом, усмотрев в этой его фразе укор, и стиснула зубы. И спустя мгновение, безо всякой связи с тем, о чём они только что говорили, буркнула с почти сочувствующей интонацией, в которой Эдуарду почему-то послышались злорадные нотки:

– Бедная Верка. У них с Петей была такая идиллия! Да и материально ей трудно придётся.

Эдуард не успел и рта раскрыть, как Майя вдруг передёрнулась:

– Едем к Вере! Вещи разберём потом. По дороге прихватим что-нибудь в кондитерской.

– Да-да, конечно, только возьму записную книжку с адресом, – растерянно закивал Эдуард.

Подстёгиваемые будоражащей их проблемой, супруги суматошно сделали всё самое необходимое и покинули квартиру.

В машине Майя, отвернувшись к окну, безмолвствовала, и Эдуард, несколько раз покосившись на неё, осторожно произнёс, просто для того, чтобы нарушить тягостное молчание:

– Я так понимаю, что у них и дом, и квартира такие же, каку нас…

Майя, не поворачиваясь к мужу, сердито резанула:

– Неудивительно.

И у него пронеслась в голове та самая фраза «Свой Дом Далеко От Дома», которую еле слышно проронила во время этой их последней поездки мать Майи в ответ на радостное заявление Ольги: «У нас же своя квартира!» Майя тогда замерла, оцепенела, а потом грустно согласилась: «Да, мамочка, права ты… Дом – и образно, и буквально… И с прописной, и со строчной…»

А тот, что со строчной, был типовой и в неплохом районе. Относительно новая восьмиэтажная одноподъездная башня. Населённая как коренными гражданами страны, так и такими же, как они, эмигрантами. А среди тех и других были и владевшие квартирой, и арендовавшие жильё.

У Майи и Эдуарда – три комнаты, включая гостиную. Да ещё американская кухня – без стены между ней и гостиной. И ведь самое главное, что это – их собственность! Конечно, пришлось набрать ссуд, чтобы приобрести это «чудо». Но какое это имеет значение, когда им так повезло, что у них есть работа!

Обстановка – как у всех. Вернее, почти как у всех приезжих. Габаритная мебель прикуплена уже здесь, а разборная мелочь прибыла в багажных ящиках «оттуда». Буфет, после их долгих хождений по мебельным магазинам, был найден почти точь-в-точь такой же, как у них был «там», и заполнен он был посудой и хрусталём, которые, будучи тщательно упакованными перед отъездом, в целости и сохранности добрались до места назначения. Благополучно пропутешествовали и люстры. И электрические лампочки. Чешские книжные полки, не только отяжелявшие стены, но и взгромождённые одна на другую от пола до потолка, были заполнены книгами, с таким трудом доставшимися им в той прежней советской жизни. Да ведь и полки эти не просто так там были куплены! Почти всё же было в дефиците, и надо было исхитряться «доставать»! Подключать блат, переплачивать…