Эллина Наумова - Оправдания Евы

Начальник управления оценил темперамент главного инженера и назначил директором. Потом ему понадобились трезвые единомышленники в управлении, и маму перевели туда. Девяностые лихо перевалили за середину. Фабрику и множество ей подобных делили братки. Управление ликвидировали. Его теперь уже бывший начальник решил в частную собственность не играть, а пошел себе в министерство, собранное на живую нитку из нескольких прежних. Платили там непристойно мало, сотрудники разбегались кто куда. Он, почти не надеясь на взаимность, позвал с собой маму. Она, умная, вздохнула: «Устаканивать страну неизбежно придется. И боюсь, этот процесс будет покруче взбалтывания. А министерство – всегда господствующая высота над полем боя. Частный бизнес, конечно, заманчив… Нет, не в этой жизни. Ладно, пошли на госслужбу».

«Мам, сознайся, ты ему нравилась, не только как профессионал и человек», – допытывалась я, когда выросла. «И он мне нравился, хоть был на семнадцать лет старше, – пожала плечами она. – Более того, я была свободной разведенной женщиной. Но мы оба знали, что должны выжить в новой банке со скорпионами, а потом поотрывать им головы, и не имеем права ошибаться. А служебный роман – всегда ошибка. Он мешает доверять и уважать. Словом, карьеру я делала мозгом, а не тем, на что ты пытаешься намекать». Ясно, что двое этих умников не пропали. Для начала они точно вписались в золотую середину, откуда не увольняли ни при сокращении штатов, ни при смене министра. И принялись яростно трудиться. Теперь ее друг на пенсии. Живет в Майами. Он неплохо помогал бизнесу сына, так что заслужил обеспеченную безмятежную старость. Маме слегка за шестьдесят. Она полна сил, у нее все еще впереди.

Родители же бывшего двадцать лет мотались по гарнизонам, пока выбившийся в люди по партийной линии старший брат не поспособствовал переводу младшего в Москву. Пробил трехкомнатную квартиру в обжитом районе в новом кирпичном доме. Продал ему недорого свою дачу в отличном месте, а себе построил в престижном. Тогда еще подполковника устроил преподавателем в военное училище, его жену – заведующей отделением в ведомственную поликлинику. Сколько она успела проработать в этом качестве? Лет пять от силы. На излете девяностых ведомство разогнали, в поликлинику прислали нового главного врача, та, разумеется, сменила заведующую отделением, и мама бывшего стала работать обычным терапевтом. Они с мужем были исполнительными трудягами, соответствовали занимаемым должностям, я не спорю. Но на эти самые должности их устроили. И заставить меня поставить на одну доску без пощады к себе делавшую карьеру маму и недолго кем-то руководившую свекровь моему бывшему не удалось бы, даже если бы он меня гипнотизировал. А он пытался, когда мы жили вместе, и оскорбился за свою мать через пять лет после развода. Упорный тип. То есть неисправимый.

Что там с его дядей? Оставшись не у дел, благодетель вскоре умер от инфаркта. А облагодетельствованные проработали до пенсии в тех же качествах. Мальчик, нежно-душевно воспитанный уставшей от сурового мужа женщиной, превратился в тридцатипятилетнего менеджера по продажам электротоваров. Жил с родителями, понимая, что у него есть и ему же останутся квартира и дача. Еще и машину мой бывший подарил, чтобы маму и папу возил. Удивительно, прошло много лет, социализм сменился капитализмом, но у этих людей повторялось все. Старший брат пер, как ледокол. Младший плыл за ним. Да, скорость была ограничена, ширина чистой воды тоже. Зато безопасно и очень спокойно.

Конечно, я не стала высказывать этого, тем более что, попытавшись сменить позу, активно толкалась коленками, а мой бывший при этом пил свой кофе и тонко улыбался. Но не защитить личную жизнь мамы было невозможно. Попрекать эту чистосердечную трудоголичку мужьями даже я не имела права, а он, напропалую использовавший ее деловые советы, тем более. Я решила, что вот сейчас вступлюсь коротко, без лишних эмоций, и пойду спать. Потому что до точек над і нам было так же далеко, как раньше.

– Моего отца сгубила не водка, а бизнес. Сколько ему тогда было? Тридцать, как сейчас твоему брату. И такой же домашний мальчик. Окончил юрфак, пошел в аспирантуру, женился, родилась я. Как только забрезжила воля вольная, создали с друзьями кооператив, потом малое предприятие. И запили от радости, что все получается. На трезвую голову как-то не верилось в такую удачу. А вскоре поделились шальными деньгами не с теми ребятами, надо было с их конкурентами. Начали заливать страх и обиду. Мама умоляла завязать, пыталась устроить юристом в какое-то ОАО. Бесполезно. Пришлось расставаться. Он кричал, что еще вернется победителем. Не дождались.

– Да хватит тебе, я напрасно ляпнул, – пошел на попятную бывший.

Но я удирающих с поля боя преследую, чтобы потом, когда оклемаются, не возиться снова. Поэтому мстительно договорила:

– Отчим мамиными руководящими указаниями не пренебрегал. Сказала, что в его специфическом деле профессионалы будут нужны любому владельцу и не надо лезть в приватизацию мелочовки, – услышал. Мелочовку потом всю заставили вернуть по суду, и ее приватизировали дети членов совета директоров. Велела согласиться на должность, которая и зубров, отработавших пару десятков лет, пугала ответственностью, – согласился. Обещала, что он потянет, – потянул. Тут нас ограбили. И этот сильный руководитель оказался слабым человеком. Какие-то ничтожества влезли в квартиру и забрали то, чем он, как выяснилось, дорожил и гордился. Это были дубленки, норковые шапки и пара бутылок французских коньяков. Представляешь? Я помню маму. Вошла в гостиную, посмотрела в угол с телевизором и видеомагнитофоном. Исчезли. Перевела взгляд на раскуроченный сейф в секретере, где лежали деньги. Пусто. Удовлетворенно пробормотала: «Фарфор на месте». С бесстрастным лицом отправилась в спальню – ее шкаф настежь, в нем ни двух шуб, ни сапог, ни туфель, ни платьев. Мерным шагом двинулась в мою комнату – кроссовки, куртки, джинсы испарились. Наконец добралась до кухни. Микроволновки, миксера еще чего-то нет. Она недрогнувшей рукой открыла шкафчик со стираными полотенцами и еще с какой-то ветошью. Обнаружила, что там порядок, и засмеялась. Я думала, бедная хозяйка оскверненного дома сошла с ума. Но мама пошарила за тряпками, вытащила шкатулку со своими драгоценностями и торжествующе сказала: «Не нашли, гады».

– Может, пойдем на воздух? – спросил бывший, подзывая официанта. Он явно заскучал от перечисления украденного у нас двадцать лет назад добра.

– Да, пора, – согласилась я.

Некогда родной мужчина недвусмысленно сжал мои колени своими и услышал от меня краткое и емкое:

– Не мечтай.