Мила Борн - Дети Гамельна

– Грибы, – говорил он, – это загадка.

Никто в мире не знал, что это такое – грибы. Растения? Или звери? Отец тоже не знал. Но верил, что грибы обладают тайной силой.

– Гляньте, как они растут, – отмечал отец. – Стайкой, спирально. Люди говорят, будто ведьмы кружат.

Часами он шуршал своей палкой в траве, потом громко охал, нагибался, подрезал ножичком найденный гриб.

– Тело гриба, – говорил он, – огромно. Но оно не показывается никому. Прячется от ненужного взгляда.

– А где прячется? – интересовался Борис.

– Да вот, у нас под ногами, среди корней деревьев и другого подземного мира. Только об этом не знает никто. А то, что грибники собирают, это ж ведь не грибы.

– А что?

Довольный, отец усмехался.

– Так, обманка для дураков.

У него была собственная грибная поляна. Отыскать ее случайному человеку было невозможно. Но даже если бы он забрел в потаенные отцовы места, обратно все равно бы не выбрался – сгинул бы, захлебнувшись в болоте или наступив на разбуженную гадюку. Сыновья это понимали. Поэтому шли за отцом точно в след и во всем его слушались.

В тайном отцовом месте всегда было сухо и как-то по-особому светло. Втроем они расстилали газету, выкладывали на нее из рюкзаков лук, картошку и нарезанную загодя матерью колбасу. Садились на землю.

– Грибы, – продолжал отец свою науку, – правят всей нашей жизнью. Своими спорами они проникают и в растения, и в зверей.

– А в людей? В людей тоже? – испуганно спрашивал Борис.

Отец молча соглашался. Насытившись, откидывался на траву и подолгу смотрел на застиранный ситец неба.

– А вообще, грибы такие. Если захотят, они ж и убить могут.

– Как убить?

Отец выковыривал куски колбасы из зубов.

– А так. Люди наивные. Не знают про это, считая грибы безобидной и глупой травой. А они нет. В них запрятана сила.

Он громко зевал и проваливался в сон. Сыновья сидели тихо, не решаясь будить отца своими расспросами, и молча наблюдали, как на его лицо, жесткое, волевое, забираются мелкие муравьи или тенетники. Отец спал, не тревожа их и не прогоняя, будто бы был в этом лесу не пришельцем из человеческого мира, а частью этой дикой природы.

Однажды зимой отец вернулся из рейса и привез Борису армейский компас. Этот подарок был настоящим отцовским признанием того, что отныне Борис и сам может стать проводником на Голодном. У Арсения такого компаса не было. И он отчаянно позавидовал брату.

В моменты, когда тот, любуясь отцовым подарком, доставал бережно компас из кармана, клал его на ладонь и подолгу смотрел, как магнитная стрелочка, подрагивая, совершает свой таинственный поворот, Арсений умирал от отчаяния. Ему хотелось, чтобы Борис заболел и его положили в больницу. Или чтобы он вообще умер от какой-нибудь неизлечимой болезни. А компас остался бы и был отдан ему, младшему брату. Арсений никогда не признавался в своем тайном желании. Но оно день за днем разрасталось в нем все сильнее, заполняя его душу настолько, что, казалось, ничего другого в ней больше и не осталось.

Весь остаток зимы Борис грезил желанием поскорее испробовать компас, испытать его в суровых условиях на Голодном. Однако в тот год весна не торопилась со своим приходом. Снег никак не сходил, и лед на Волге начал подтаивать едва-едва. Открытие судоходства откладывалось. Борис томился от своего желания из последних сил. Отец, видя его мученья, твердо пообещал Борису, что как только вернется из рейса, они сразу же поедут на остров.

Борис засел ждать возвращения отца. Но у того, как нарочно, в рейсе что-то случилось. Его задержали. А весна вдруг пришла. Зажурчала, защелкала первыми, нераспетыми птичьими трелями, потекла по обочинам первой, талой водой. И Борис не выдержал.

– Пойдешь на Голодный? – застал он врасплох растерявшегося брата.

– А как же? Без отца? – удивился Арсений.

– Да мы только туда и обратно. Испытаем компас и сразу домой.

Арсений задумался.

– Но ведь паром еще не пошел.

И действительно, схода льда еще не было. Но деревенские, которым то и дело было нужно в город, всю зиму переходили Волгу пешком. Городские власти пытались с этим бороться. Ловили ходоков, выписывали штрафы. Но они на свой страх и риск все равно ходили. И ежегодно к концу зимы на ледяной целине Волги вытаптывалась колея, от которой никто старался не отклоняться.

На Голодный зимой не ходил никто. А зачем? Осетр со стерлядью в холода не шел. Грибов тоже не было. Поэтому идея идти на Голодный без отца, по речному льду, когда там нет ни одной человеческой души, Арсению не нравилась. Но Борис бросил на уговоры брата все свои силы. И лишь тогда, когда он пообещал, что даст испытать компас и Арсению, младший брат сдался.

Они условились, что не будут говорить о своем походе никому. Предусмотрительный Борис прихватил с собой спички, половину буханки белого. Вместо воды решили заедать хлеб снегом. И с утра, припрятав портфели возле школы, отправились на Голодный.

Арсений не сразу заметил, когда они с братом оставили позади себя землю и шагнули на лед. Ноги не слушались, разъезжались по скользкому в разные стороны, загребая в ботинки талую воду. Борис, вынув компас, уверенно шел впереди и комментировал все изменения, которые совершала его магнитная стрелка. Арсений не совсем понимал, зачем это нужно брату. Ведь путь до самого острова был виден как на ладони – между левым берегом Волги и стоящим стеной лесом Голодного не было ничего, кроме схваченной льдом реки. Арсений время от времени поднимал голову и собственными глазами видел цель – белеющий вдали остров.

До него, казалось, рукой подать. Но братья все шли и шли, а остров не приближался. У Арсения нестерпимо замерзло лицо. И он, натянув на голову ворот свитера, оставил неспрятанными только глаза. И все-таки, коченея от холода, он почти уже не смотрел вперед, а шел просто на голос Бориса, все больше и больше выбиваясь из сил и проклиная себя за то, что пошел, что клюнул на удочку умного, хитрого брата только потому, что отец подарил компас ему, только ему. Жгучая обида на отца не переставала жрать Арсения изнутри. И почти уже сожрала. Не факт, думал он, что Борис и вправду даст ему компас. Может, он сказал это просто так, лишь бы только не идти на Голодный одному. Скорее всего, Борис просто посмеется над ним, и Арсений, как всегда, заплачет. А потом, вечером, когда они вернутся домой и мать узнает, что они прогуляли школу, взбучка будет обоим, а не только Борису. А потом из рейса приедет отец, и мать расскажет ему о случившемся тоже. Ну а дальше…

Он так увяз в своих горьких размышлениях, что не сразу заметил, как голос Бориса, на который он шел, прервался. И теперь Арсений брел по талому льду в полной тишине. Он стащил с лица ворот свитера и посмотрел вперед. Совсем близко виднелся Голодный. Но Бориса впереди не было. Арсений растерянно остановился. Посмотрел вправо, влево, а потом и назад. Но брат исчез. «Как же так, – подумал он. – Борис ведь все время шел впереди».