Неборник - Среда обитания

Таисия жила два года со своими родителями, а затем, когда Таисье исполнилось полных шестнадцать лет, она переехала к своему мужу в Пермь в новый двухэтажный особняк на крутом берегу реки Камы, вблизи ж/д станции «Пермь II» («Пермь вторая»).

Через два года – после свадьбы, когда Таисии исполнилось уже восемнадцать лет – она родила дочь Зою. Жили Ширинкины на втором этаже своего вновь построенного особняка. На нижнем этаже была контора, где работал Алексей Петрович и его наёмные люди.

С улицы Толмачёва был виден парадный вход особняка с широкой высокой лестницей, над которой был мезонин с множеством витражей из цветного стекла. Особняк стоял глубоко в саду метрах в ста от общей проезжей дороги, которая через сто метров заканчивалась тупиком.

Перед особняком была большая площадь, а далее к дороге стояли слева и справа постройки для лошадей, карет и различного сельскохозяйственного инвентаря…

Алексей Петрович погиб во время Гражданской войны, и женщины вместе с прислугой остались одни. Вскоре они взяли на воспитание двух сирот – Александру (Шурку) и Александра (Сашку). Затем бабушка Таисия и тётя Зоя обратились к моему отцу Николаю за разрешением взять шефство надо мной по моему светскому воспитанию.

Отец поговорил со мной и сказал, что он не одобряет барство Ширинкиных, но против воспитания моего у этих барского типа чопорных женщин не возражает. Так и договорились! Я был обязан не реже трёх раз в неделю бывать в доме Ширинкиных и рассказывать им о своих делах.

Наставники выслушивали меня, делали разбор моего поведения и учили, как надо себя вести и в школе, и дома, и как разговаривать со взрослыми и со своими сверстниками! Обучали меня, как нужно сидеть за столом, как пользоваться салфеткой, столовыми приборами, как нужно есть, не чавкая и не чуркая, как нужно пользоваться солонкой, перечницей, горчицей. Что можно и нужно брать руками и чего нельзя делать ни в коем случае!

Мои тётушки требовали от меня, чтобы я всегда ходил в чистой рубашке и чистых штанах. И чтобы я не стыдился, если у меня на одежде заплатка. Они мне частенько говорили: «Стыдно быть грязным и рваным! Одежда должна быть всегда чистой. Пусть она будет заштопана или с аккуратными заплатками, но никогда не должна быть рваной и грязной!»

Тётя Дуся, домработница семьи Ширинкиных, почему-то себя считала предсказательницей и частенько, глядя мне прямо в глаза, говорила: «Ох! И хитрец из этого парнишки вырастет! Ох! И большой, большой хитрец…» Мне эти предсказания тёти Дуси очень не нравились! Но я, как уже воспитанный человек, даже никакого вида ей не подавал, что всё это мне очень и очень не нравится!

Я понимал, что это взрослые люди и мне их осуждать нехорошо да и не принято! Поэтому я всегда старался поменьше сталкиваться с тётей Дусей и побольше общаться с бабушкой Таисией Ивановной и тётей Зоей. Они обе относились ко мне не только с материнской любовью, но и с каким-то неподдельным интересом, словно знали, что из меня они смогут слепить хорошего, нужного и порядочного человека. Они любили меня как своего ребёнка, следили за моей учёбой и даже приходили на вокзал проводить меня, когда я уезжал в какую-нибудь интересную экспедицию или командировку. Мы любили, уважали друг друга и дружили до их глубокой старости.

Во время Второй мировой войны всем было очень тяжело, голодно и холодно. И я всегда знал, что, придя к тёте и бабушке, меня накормят и обязательно дадут что-нибудь вкусненькое с собой для моих братьев и сестрёнки. Я до сих пор помню запах и вкус их превосходных вкусностей – безе и творожные шанежки на сметане.

Моя мама была прекрасной и великолепной стряпухой, но и она таких вкусных изделий не могла испечь. У неё всё другое крестьянское получалось великолепно, а вот безе ей никак не удавалось. А вот бабушка Таисия была непревзойдённая мастерица по таким великолепным, вкусным изделиям! И не зря бабушкиными шанежками, безе, куличами и пончиками угощалась вся «пермская знать» – областные, районные и даже церковные правители! Изготовить все эти вкусности было непростым делом. Исходным материалом, конечно же, была хорошо приготовленная квашенка, которая ставилась с вечера в тёплое место, а утром уже вымешивалось тесто на сметане.

Самым сложным в приготовлении сметанных шанежек было сделать низкий буртик на будущей шанежке. Ведь высота шанежки, как правило, не превышала семи миллиметров, а в неё ведь ещё и творог нужно было поместить! Шанежки всегда были сочными и очень-очень вкусными и на первый день, и на второй. Мне кажется, что вкус этих шанежек я до сих пор помню! И до сих пор помню эти золотые руки моих родных, их добрую улыбку и никогда не забуду этих тёплых, участливых глаз моих тётушек и бабушек!

В тридцатые годы после раскулачивания их особняк двухэтажный не тронули и оставили в собственности Таисии Ивановны. Оставшись одни после гибели своего кормильца Алексея, Таисия Ивановна и её дочь взялись за воспитание сирот – Сашки и Шурки. А когда я немного подрос, то за воспитание меня – племянника. Сашку и Шурку мои тётушки, окружив их заботой и вниманием, растили и воспитывали до восемнадцатилетнего возраста. А после – дети вылетели из купеческого гнезда по своим интересам. Александр ушёл в мореходку, а Александра подалась в крестьянство. Я с ними часто встречался, но у нас общего интереса не получилось. Был я в ту пору ещё очень мал, а они были уже взрослыми людьми. Я помню красавца Александра в чёрном морском мундире. А Шурку, весёлую и шебутную, женой председателя колхоза… Шура хорошо знала мою маму и всегда старалась помочь ей чем-нибудь. Будучи женой председателя колхоза, она устроила мою маму на работу по уборке урожая пшеницы. Убирать урожай мы поехали втроём: мама, её шестимесячная дочь Екатерина и я как нянька для своей сестрёнки. На этой работе я увидел воочию, как мама умеет работать серпом. Это была настоящая крепкая крестьянка, которой не было равных среди других колхозниц, убирающих урожай. Председатель, приезжая проконтролировать, как идёт работа, делал колхозницам замечания по потере колосьев на поле и ставил в пример, как работает Клавдия Андреевна (моя мама). Работа у мамы спорилась. Она жала колосья быстро, не пропуская ни одного колоска. Вязала снопы, ставила их вверх колосками и накрывала снопом сверху. Поставленные вертикально снопы и накрытые сверху ещё одним снопом называлась «бабка». Снопы в бабках стояли не менее одной недели. Зёрна в них подсыхали и в то же время были укрыты от дождя. Затем подсохшие снопы осторожно грузили в шарабан и отвозили на обмолот зерна. Я с Катей сидел на опушке леса, следил за ней, чтобы было всё в порядке, и наблюдал за работой мамы. В обед приносил сестрёнку маме покормить грудью прямо в поле. Затем сестрёнка засыпала, и тогда мы с мамой тоже устраивались покушать то, что приносили с собой (хлеб, картошку, яйцо, лук зелёный, молоко или квас).