Неборник - Среда обитания

На третий день работы во время сна Кати мама начала меня учить, как правильно жать колосья пшеницы. Конечно, я сразу-то не мог так работать, как мама… Мама говорила мне наставническим, твёрдым голосом.

– Ты что это так далеко от левой руки серп-то держишь! Смотри, сколько колосьев-то потерял!

Я, опасаясь поранить руку серпом, начал всё ближе и ближе приближать серп к левой руке и всё-таки умудрился поранить руку серпом.

Мама, перевязав мне руку платком, снова строго сказала:

– Неправильно ты делаешь, Боря, – сказала мне мама! – Сперва жниво, крепко зажатое в кулаке, переведи за серп, а затем срезай серпом жниво!

Через пару дней я уже неплохо жал. И мы с мамой в два раза быстрее убрали выделенный нам надел. Помощь Шуры нам очень оказалась кстати! Расчёт был натурой. Зерном, картошкой, свёклой, морковью и яйцами. Зерно и овощи нам привезли с оказией домой (в Пермь), а яйца, их было три десятка, я нес с гордостью сам. Мама, посматривая на меня, как я несу яйца, приговаривала: «Неси осторожно! Смотри – не разбей! Руку-то подальше от колена держи, подальше»… Заработанных продуктов нам хватило до глубокой осени. Часть картошки, что помельче, оставили на семена, чтобы было что посадить по весне за городом – на выделенной полоске земли от завода и в собственном огороде.

Бабушка Таисия Ивановна и тётушка Зоя Алексеевна Ширинкины всегда носили тонкую одежду, красиво вышитую и с какими-то оборками, прелинами. Глядя на них, можно было подумать, что они всегда демонстрировали окружающим, как нужно одеваться, в зависимости от погоды и времени года… А шубки (шубы) у них были или очень короткими, или очень длинными и всегда отороченные тонкой полоской из дорогого меха. И вот сидит такая красавица-принцесса Зоя Алексеевна в карете – ну прямо как на картине «Портрет незнакомки». Семь раз её сватали разные кавалеры (от крестьян до приказчиков и статских советников), но ни один из них не покорил её сердце. Тем не менее даже и в более поздние времена на Зою Алексеевну многие мужчины с завистью заглядывались, втайне примеряясь к образу её поклонников.

Конечно! Зоя Алексеевна и в очень преклонном возрасте была завидной невестой для любого положительного служащего человека, но все они были какими-то простаками, не соответствующими ни её красоте, ни её незаурядному воспитанию, да ещё и с таким приданым, как двухэтажный особняк с придворными пристройками и хорошим садом-огородом, где росли и сливы, и яблони, и груши, крыжовник, малина, смородина, боярышник, черёмуха, ежевика.

Однажды Зоя Алексеевна показала мне одного из её женихов.

– Вот посмотри-ка, Боря, на этого мужчину, который идёт к нам, чтобы познакомиться с нами! Он тебе нравится?

И я увидел человека в не очень-то чистых сапогах, мятых брюках и в неглаженой синей рубахе, подпоясанной шёлковым красным верёвочного типа пояском с кисточкой.

– Вот скажи мне, Боря! Он жених или уборщик с какого-нибудь двора?

– Да! Конечно! Этот человек действительно очень похож на самого настоящего уборщика соседнего двора или площадки магазина!

– Вот, видишь, Боря! Всегда следи за собой, за одеждой и обувью! И никогда не позволяй себе опускаться до такого неряшливого состояния!

Да! Это были люди разных социальных слоёв! С таким чувственным воспитанием тёте Зое трудно было выйти замуж. В ту пору и в том месте ей не было равных! А выходить за полуграмотных ей просто не позволяла её же собственная гордость и достоинство! Грустно, конечно, но тётя Зоя так и не вышла замуж и прожила старой девой до восьмидесяти лет. А её мама дожила до девяноста лет.

Алексея Петровича Ширинкина, мужа и отца моих тётушек, я помню только по фотографиям и портрету, которые стояли на комоде рядом со слониками и огромным зеркалом в большой гостиной комнате второго этажа. Мой отец считал, что эти слоники и прочее убранство особняка – мещанство! Может быть, и так, но с глубокой перспективой слоники-то были из гипса, а химически чистый гипс хорош и при залечивании ран и нечаянных порезов. А огромное зеркало, выполненное из венецианского стекла и в багете, было настоящим украшением большой гостиной комнаты.

На фотографии Алексей Петрович выглядел молодо с гордо поднятой головой с короткими усиками, в костюме-тройке, с бабочкой, с часами, с золотой цепочкой на груди, которая волнами свешивалась с одного бока на другой бок его бархатной жилетки. Эту золотую цепочку и золотые часы, которые уже не ходили, тётя Зоя подарила мне на день моего двадцатипятилетия. Я глубоко признателен моим тётушкам и бабушкам за их поддержку, которую они оказывали мне на протяжении всей своей жизни. И, конечно же, эта поддержка особенно была нужна в наше тяжёлое полуголодное военное время. С самого раннего детства мои тётушки особое внимание обращали на личную гигиену человека. Они рассказывали мне о болезнях, как их следует предотвращать. Какие лекарства в первую очередь надо принимать в тех или иных случаях. Что нужно делать при ушибах и порезах или при отравлении…

Рассказывали, как следует хранить бельё и как стирать. Мои тётушки были моей дополнительной широкой школой по многим жизненным вопросам. Мои бабушка Тася и тётя Зоя очень повлияли на моё воспитание и поддержку моего здоровья в голодное военное и послевоенное время. Будучи уже взрослым, я частенько навещал Зою Алексеевну, и мы с ней просиживали допоздна, вспоминая наши добрые и заботливые отношения. После войны тётя Зоя свой особняк «разобрала и перевезла» на правый берег Камы, но чтобы снова выстроить из разобранного материала дом, не хватило ни сил, ни средств. Все предпринятые ими усилия были напрасной тратой средств. Сруб огромной кучей лежал прямо на земле, открытый всем ветрам, дождям и снегу и потихоньку из года в год начал подгнивать и в конце концов, почернев, потерял свою былую цену и впоследствии был распродан по бросовой цене – на дрова. К моему глубокому сожалению, у этих женщин не было в семье настоящих мужчин. Сашка, воспитанный женщинами, не остался жить в доме Ширинкиных, а уехал в Ленинград. Уходил надолго в плавание и навещал дом своих приёмных милых родителей очень редко, да и на очень короткое время.

Я тоже, пока учился на геофаке, летом каждый год уезжал в какую-нибудь геолого-разведочную экспедицию и на практике изучал и познавал азы строения нашей Земли – земной коры, методы определения возраста и места образования различных слоёв и пород, выходящих на поверхность земной коры в результате тектонических преобразований, проходящих на земном шаре. Изучал и познавал контрастные отличительные признаки различных пород. И, конечно же, возрастные категории слоёв Земли, которые в первую очередь определяются по окаменевшим формам фауны и флоры. С фауной, как я понимаю, это не так уж и сложно разобраться! Что ни фауна – то свой возрастной период! А вот как с окаменевшей флорой, которая даже по прошествии нескольких миллионов лет остаётся неизменной как по форме, так и по содержанию. Например, в приволжской кварцитовой горе Ослиные уши, находящейся между городами Саратов и Волгоград по правому берегу реки Волга, при разработке (дроблении) кварцита, а я бы даже сказал чистого кварца, используемого для производства стеклянной тары, я находил куски кварца, которые содержали внутри себя зелёные листья, идентичные с листьями липы, осины, как будто бы только что сорвавшиеся с дерева. Какие катаклизмы происходили в то время с земной корой, трудно себе представить, но живые, нежные, зелёные листья деревьев далёких времён, чистенькие, ровные, без каких-либо следов деформации, находились внутри этого твёрдого кварца. Кварц – это минерал с твёрдостью семь по шкале Мооса. И как это можно себе представить такую тонкую живую субстанцию, как лист, и твёрдый-твёрдый минерал кварц? Казалось бы, это две совершенно несовместимые субстанции?! А как же тогда мы не удивляемся такому явлению, как нахождение насекомых внутри янтаря. Янтарь ведь тоже твёрдое вещество, но нам известно, что янтарь окаменел в результате тектонических подвижек земной коры. Так, может быть, и кварц в своей далёкой молодости мог быть таким же подвижным, как и смола будущего янтаря? Правда, янтарная смола не опускалась на большие глубины Земли, а вот кварц, вероятно, приближался к верхней мантии земной коры (верхней части магмы) и из кристаллической формы в результате воздействия температуры и давления, возможно, переходил в псевдоаморфную форму и в виде тягучей подвижной массы выливался, как магма при извержении вулканов, на поверхность земной коры, в которую и попадали листья от близнаходящихся деревьев. Но ведь магма – горячий расплав минералов, и живые листья деревьев должны были бы хотя бы обуглиться, а они в этом твёрдом кварце находятся как живые, ярко-зелёные!