Неборник - Среда обитания

После такой революционной заварушки все разбежались, исчезли так, что никто толком-то и не знал ничего друг о друге. Были они у красных или у белых или ещё где-то – ничего сказать не могу. Вот по этой-то причине и не хотел тебе отец рассказывать про свою жизнь. Ведь их всех разыскивали по всей волости в течение нескольких лет. Сама-то революция до нас как-то и не докатилась. Она была где-то там – в стороне.

А вот Гражданская-то война, которая покатилась вслед за революцией, прошлась прямо по людям.

Всех зажиточных-то решили под корень ликвидировать, а усадьбы – сжечь. Кровопийцы, мол, они на теле трудового народа. А кто трудовой-то народ? Разве те, кто ленился работать, или те, кто к обеду только выходил на работу?

Сравни! Нечаевых-то с другими! Они ведь всех, кто хотел работать, к себе привечали. И работу давали, и продуктами питания обеспечивали, и на рынок сколько товару поставляли… Разве они не труженики… А сколько они радостей-то доставляли и детям, и взрослым. В праздники-то все в гости к Нечаевым! Там и с горки можно покататься! Можно и научиться верховой езде. Можно и одежду справить, и коня привести в порядок, и обувку… А их ведь в один момент разорили. Бедным коров раздали… Лошадей забрали, зерно, фураж реквизировали… А кто восполнять-то будет всё это… А?

А сколько народу-то через Нечаевых-то прошло… Научились ведь и валенки валять, и огурцы плантациями выращивать, и лён выращивать, и ткани ткать, отбеливать, шить, вышивать… А, иначе в крестьянстве-то не проживёшь! Кто не хочет учиться, тот бродяжничать идёт – нанимается и в батраки, а то и даже в няньки! А куда деваться-то? Кушать-то ведь всем хочется! Да ещё и побольше да повкуснее…

Ох! Боря! Кто прошёл нечаевскую школу – нигде не пропадёт! Многие! Очень многие научились, как хозяйство-то вести надо… А сколько девок-то научились и шить, и вышивать, и коврики плести. А какая ведь большая работа была проделана при выращивании льна. Там ведь учились и как масло получить, и как ткани ткать, и как отбеливать эти ткани, и как шить, и как вышивать кофточки цветными нитями…

Да! Это была настоящая трудовая колония. Но ведь в эту трудовую колонию приходили добровольно. А уходя – благодарили за полученные навыки, за хлеб, за соль, да и не только…

Каждый приходящий получал не только уроки по тому или другому ремеслу, но и питался, да ещё и домой приносил, и своих домочадцев кормил.

Вот я сижу и думаю: такие кряжистые корни повырубали, одни кустики только остались. А когда из этих кустиков-то мощные деревья снова вырастут? Ох, Боря, не скоро, не скоро… Вот и отец твой говорит тебе: «Учись, сынок! Работай! Не ленись! И только через труд и только через учёбу – придёт и твоё время». Ты главное – не сомневайся ни в чём! Будешь хорошо трудиться – будут и хорошие плоды. Ты больше вокруг смотри да на ус мотай, как другие трудятся. Не стесняйся учиться, не стыдись, если кто-то лучше тебя. Это хорошо! Значит, есть чему учиться! Главное – мозги свои развивай! Учись и сравнивай! Учись и анализируй! И помни! Знаний никогда не бывает много! Их всегда не хватает, их всегда маловато!

Старший сын Дмитрия Ильича – Иван Дмитриевич объявился только в 1939 году. Мы тогда снимали большую комнату в деревне Балатово (теперь восточная часть города Перми) – в большом, прекрасном, красивом одноэтажном кирпичном доме из красного кирпича сбежавшего куда-то помещика во время революции. Это был единственный в деревне Балатово крепкий тёплый кирпичный дом с шестью окнами и с огромным садом-огородом. При доме были большие дворовые постройки с коровником, сеновалом, амбарами.

Иван Дмитриевич с твоим отцом тогда всю ночь проговорили. О чём они говорили – я не знаю, да и не спрашивала. Но поговорить-то им было о чём… Бог одарил твоего отца прекрасной памятью, твёрдой рукой, музыкальным слухом и превосходным чутьём художника. После разорения отец твой работал гравёром-художником на закрытой пермской фабрике по производству денежных знаков. И кто его только надоумил?.. Он ведь вместе с другими злоумышленниками решил организовать изготовление фальшивых денег.

Их быстро разоблачили, арестовали, а отца посадили в башню смертников, из которой через семь дней выходили только на казнь. Но через шесть дней отца освободили за недостаточностью улик. Ох, как я тогда напереживалась… Одному Богу только известно… Так что братьям-то, Ивану и Коле, было о чём говорить… Было что рассказать и про разорение хутора, и кто куда успел убежать.

Наутро Иван предложил твоему отцу построить собственный дом в посёлке Новоплоский. Сговорились, что дом надо строить не мешкая! Иван взял на себя обязательство в этом же году организовать всех братьев на стройку и помочь со стройматериалом. Условие было одно – мать надо было куда-то определить. Порешили, что Варвара Ивановна до конца своей жизни будет жить вместе с Николаем в будущем построенном доме! На строительство дома съехались братья, сёстры с мужьями, и все они, как хорошо организованный хор, играючи построили пятистенный дом с пристройками и садом-огородом уже к осени 1939 года. Этот прекрасный дом, который построили братья и сёстры Нечаевы, стал и моим родным домом. Мы, дети, тоже вместе с Зинаидой и Анатолием участвовали в строительстве дома, помогая возить и ошкуривать брёвна для дома. Я смотрел, как, установив на высокие козла брёвна, дядя Ваня и дядя Александр большими двуручными (на две руки сразу) пилами распиливали толстенные брёвна на толстые и тонкие доски. Толстые доски шли на пол, а потоньше – на потолок. Были, конечно, и доски потоньше. Они использовались для обрешётки крыши и для пристроек. Доски для пола по краям обрабатывались специальным рубанком для получения ступеньки. И по этим ступенькам пол набирался (укладывался) внахлёст. Набранный (собранный) таким образом пол не имел щелей и никогда не скрипел. После покраски такой пол выглядел монолитным деревянным покрытием. Я с удовольствием наблюдал, как слаженно и без крика работают мои дядьки и тётки. В свои пять лет я впервые увидел, как дядя Ваня ловко рубит сруб дома в лапу. Другие дядьки подают ему брёвна, а он из них наращивает и наращивает стены дома. Мне это очень нравилось и пригодилось и в будущем – в армии, за что я получил отпуск домой к родителям.

Наш дом №5 по улице Льва Толстого стал частью Новоплоского посёлка – на окраине города Перми. В этом доме мы пережили и Великую Отечественную войну (1941—45 гг.). В этом доме умерла и Варвара Ивановна, и мои (наши) родители.

На Урале принято время от времени собирать всех родных и устраивать посиделки! Собирались, как правило, на два дня! В первый день угощались тем, что мама наготовила, а стряпухой мама была отменной – пальчики оближешь! На второй день обязательно все гости участвовали в лепке пельменей. Это был такой семейный ритуал! В приготовлении участвовали все. Отец был самым искусным мастером по подготовке мяса для пельменей. Тётя Таня, моя крёстная мать, была самая лучшая мастерица по приготовлению пресных сочней. Дядя Саша всегда был за кашевара – он чётко знал, сколько нужно держать пельмени в кипятке, чтобы они и сварились, и не развалились. Остальные щипали пельмени. Больше всех нареканий было к щипальщикам. Бывало, кое-кому и по лбу деревянной ложкой доставалось – за халтуру. От щипача зависело, развалится или не развалится пельмень в кипятке. Будет ли пельмень аккуратным или, наоборот, таким разлапистым, что такой пельмень и в рот-то никак не пропихнёшь! Вот и приходится с этим пельменем мучиться. То ли кусать его по частям, то ли на за ножичек браться да по частям его разрезать, а потом соображать, что с ним делать. Во время готовки пельменей в праздничные дни, когда собиралось большое количество гостей, обязательно делали «счастливый пельмень», в который вместо мяса закладывали или кусочек селёдки, или луковицу, или ягоду! Хотя у молодёжи и бывали другие предложения. Считалось, что кому такой пельмень достанется – тому в этом году счастье привалит! И таким образом за общим собранием (застольем) объявляли счастливого человека и поздравляя его, говорили много хороших слов и добрых пожеланий, как в семейной жизни, так и на трудовом поприще!