Игорь Шляпка - НЕ ПРОСТО РАССКАЗЫ

Оборов прервал его сухо и резко, будто выстрелил дуплетом:

– А нарисует кто? И чем? Уймись, Наполеон.

Мысль Вени застряла у него во рту. И правда, будто раненый, он безвольно опустил руки, почти упал на стул и съёжился, затаив обиду.

– Отставить панику! – голос Рыжего нарушил тишину.

Вытаращив вперёд огненно-рыжую бороду, режиссёр насмешливо оглядел публику и задержал взгляд на щуплом Костицыне по прозвищу Кнопка.

– Вы.

– А? – встревожился Костицын.

– Ваша очередь.

– Почему моя? Что я?

– Предлагайте.

– Что предлагать?

– Не дурите. Предлагайте, что будем ставить.

– Я не знаю. Можно «Вишнёвый сад».

Тут хрипло отозвался старик Минский:

– Как в прошлый раз? – он грохнул кулаком по столу. – Ты, сынок, в сотый раз предлагаешь Чехова, а сам его даже не читал. А? Не читал ведь?

Кнопка скривил губы и начал сопротивляться:

– Я актёр, а не читатель. Моё дело играть. В этом моё призвание. А думать и читать – не моё.

– Не моё, – передразнил Минский и едко заблеял: – Дура-а-ак! Дура-а-ак.

– Сам ты дурак, – завёлся Костицын. – Я не потерплю оскорблений!

Крепко дёрнув за рукав кого-то сидящего рядом, Кнопка сменил восклицание на опасливый шёпот:

– Да скажите ему.

Ответа не последовало.

Заполняя паузу, Оборов медленно поднялся с дивана, расправил сутулые плечи и торжественно произнёс:

– Предлагаю ставить Отелло.

Рыжий наклонил голову набок и с откровенной грустью глянул на него из-под густых бровей:

– А Дездемону кто играть будет? Веня?

Почуяв замешательство противника, Вениамин тут же выскочил почти с криком:

– А я что говорю? Что говорю! Нам нужна брутальная мужская постановка. Надо выводить на сцену полки. Без единой бабы. Мы жахнем такое Бородино, что зал взорвётся. Мы такое покажем…

Но опять не успел закончить свою эмоциональную речь.

Оборов вдруг развернулся и со всего маха ударил его по лицу. Ударил хлёстко, жестоко, вложив в кулак всё раздражение, что накопилось к концу уже двухчасового спора.

Веня пошатнулся, но не упал. Глаза его расширились до неузнаваемости, переполнились бешеным гневом и чуть не выскочили из орбит.

– Сволочь! – заорал он и, выкинув перед собой руки, бросился на оппонента. Оба остервенело схватились, мутузя друг друга наотмашь, с глухими стонами грохнулись на диван. Диван охнул и подломился на ножках. Кнопка вскочил и завизжал. Кто-то заорал:

– Бей его! Давай! Бей!

Полетел идиотский рефрен:

– Венька гад. Венька гад.

А старик Минский дико захохотал.

Рыжий смачно выругался и кинулся разнимать…

Но было уже поздно. В гостиную ворвались санитары и мигом растащили безумцев по палатам. Дискуссия закончилась.

И только Веня, отчаянно ворочаясь в смирительной рубахе и пуская изо рта пузыри, ещё до самого вечера выкрикивал:

– Бородино! Бородино! Бородино!..

Крепко обняв ненаглядную половинку, я расцеловал её пухленькие щёки и выскользнул из-под одеяла.

– Омлет? – сладко прошептала она.

– И кофейку покрепче.

– Ага.

Выйдя из душа, я навёл утренний марафет, надел брюки, идеально отглаженную рубашку, накинул галстук и поспешил на кухню.

– Милая, помоги пожалуйста.

Нежные руки прикоснулись к шее и по телу упруго хлынула горячая волна возбуждения. Мы встретились губами. Настойчивый поцелуй прервался лишь после того, как галстук лёг идеальным узлом. Лукаво улыбаясь, она стряхнула невидимую пылинку с моего плеча и показала пальчиком на стол.

Я с вожделением вдохнул аромат капучино, сделал глоток и накинулся на омлет.

– Вкусно?

– Божественно!

– Не опаздывай вечером.

– Работы много, но постараюсь.

– Не пожалеешь.

После завтрака мы распрощались в гостиной ещё одним долгим поцелуем.

Улица была пустынна. Так и не стерев с лица блаженную улыбку, я вырулил со стоянки, глянул на часы и решил, что ещё успею заскочить домой к жене.

Утром опять заходил Пушкин. Хмурый, небритый. Ни тебе здрасьте, ни разуться. Плюхнулся в кресло и обречённо вздохнул:

– Что делать?

Я развёл руками.

Он молчал минут пять, чертыхнулся и ушёл.

Мается.

Да вот ещё и натоптал, прибирай за ним…

И слова поперёк не скажи.

Чуть что, к барьеру.

Собаки – зло. Шутовское, разумеется. Но всё же.

Кинется если, лучше сразу на дерево. Отдышаться и порядок. Хорошо. Теперь самое интересное. В глаза им смотреть. То, что лают-заливаются, слюной брызжут, лапами скребут – не важно. Глаза. Глаза главное. В них – тоска неизбывная. Сразу видно, не поймать в самом деле стремились, не укусить. Так, перебеситься. Размяться. А что не лежится-то? Откуда прыть дурная? Зло. По-человечески говоря, дьявол в башку вселяется и давай колобродить… Марионетки. Фу на них!

Хозяева (так они себя звать привыкли) странные. Беспокойные. И по дурости за тапки трясутся пуще всего. Я что, обоев не найду? А капризные какие – страх. Всё им не так. Щёки из-за ушей торчат – лежебока, рёбра из боков – паршивец. Колбасу стащишь – в крик. Спать ляжешь – кис-кис-кис. Определитесь уже!

Мелкая ничего. Глупая, понятно. Но почти своя. Помурлычешь ей малость – засыпает. Слюнки пускает забавно во сне. И пахнет, как булочка. Дитё ж.

Хвост! Стой!

Куда опять? Лучше б кашу доела, чем за хвост. Чего за нежное-то тянуть! Не чужой ведь. Да отпусти ты, больно. Больно, говорю!

Ну, вот. Умишка, будто я наплакал. Чуть что, в слёзы. Неженка. А береги ручонки. Ладно-ладно…

Смотри-ка, бантик. Ой, какой бант-и-ик! Мы его вот так – раз. И вот так. Тра-та-та, чики-брики. Опс! Видала.

Смеётся… дурашка.

Вот шальная. Хотя… опять же, понять можно. Жизнь – одна. Вот и суетятся. Дёргаются, спешат, дают, отбирают, туда-сюда, туда-сюда… Будь у меня одна, я бы тоже, наверное, как дурачок, смеялся над бантиком без отдыха и смысла. Верно! Дети, они и есть дети. А с малышей какой спрос? Простить да забыть.

Э-э-э! Но за хвост-то зачем? За хвост! Опять за своё, – фу, ты! – моё, то есть… Ох, уж эти малыши!

Одно слово – люди.

Как вы обычно реагируете, когда ранним утром зелёный слон влетает в окно? Прячетесь под кровать или замахиваетесь на него кулаком, верно?

А надо всего лишь сказать: «Здравствуй!»

Вот если бы кирпич разбил стекло, молния ударила в подоконник, ветер неожиданно распахнул ставни… тогда да, можно испугаться. Но слон!

Его бояться не нужно. Весь фокус в том, что слоны очень крепко спят по утрам. И видят сны, в которых летают по небу. Иногда, само собой, предрассветный бриз заносит одного из них к кому-нибудь в форточку и тот, медленно-медленно раскачиваясь, парит под потолком. Это со всяким случается, подумаешь! Но если вы опасаетесь, что зелёный слон запросто подсядет к столу и выпьет чашку кофе, то зря. Без приглашения они только прилетают, а вот за стол – ни-ни.