Александр Гофштейн - Опыты литературной инженерии. Книга 1

– Что, танк горел?

– Н-никак нет, не горел, т-товари-ищ полковник, – пролепетал обескровленный Пал Сергеич.

– А отчего это от тебя горелым угольем несет? – уточнил вопрос полковник, подозрительно оглядывая майора с ног до головы.

Сбоку к полковнику приблизился замполит и стал что-то нашептывать ему на ухо.

Комполка, по мере получения конфиденциальной информации, сначала с недоумением, а потом и с нескрываемым интересом стал присматриваться к полковому доктору.

– Так, значит, трое их было? – уточнил он, обращаясь непосредственно к майору.

Тот с перепугу сначала ничего не понял, а когда сообразил, что в настоящий момент отрывания башки к едреней бабушке не предвидится, ответил, шмыгнув красным носом и скромно потупившись:

– Так точно, товарищ полковник, трое. Три штуки, товарищ полковник.

Удовлетворенный ответом, комполка повернулся к ротному Котельникову, который сизым голубем топтался у выхода:

– Гони сцепку из двух танков к оврагу. Машину вытянуть и мне доложить. А этого, – он кивнул в сторону потупившегося майора, – назначаю тебе лично в ученики. За пять дней выучишь его так, как никого в жизни не учил. Он, оказывается, у нас молодец, орел! Вишь, ты: три штуки! Молодец!

Комполка покрутил головой и совсем миролюбиво хмыкнул. Запахнув тулуп, он в сопровождении верного замполита, оттеснив плечом Колю Котельникова, который впал в столбняк, вышел на мороз.

Одна голова – хорошо! Две – еще лучше. Три – просто замечательно! А если больше трех голов, то получается Коллективный Разум, великая сила свершения.

Вряд ли кто задумывался над судьбой отдельно взятого Члена Коллективного Разума, потому как он – элементарный винтик, шестеренка, звено, на худой конец просто шайба Гровера в механизме рождения и реализации Идеи.

Есть смысл пристальнее взглянуть на мир и признать, что каждый Член Коллективного Разума тоже человек и имеет право на индивидуальность и даже личную жизнь.

Иногда Члены Коллективного Разума силами обстоятельств оказываются несовместимыми по резьбе, модулю, габаритам. Тогда Идея принимает причудливые формы, а процесс свершения изначально обречен на результат, не предусмотренный сценарием.

Непреодолимыми обстоятельствами в этот раз стал Чемпионат спасателей России. Спрыгнуть с такой телеги на ходу еще никому не удавалось. И Коллективный Разум вынужден был генерировать Идею в строго заданные сроки и в жестких рамках министерской сметы.

Как водится, в планах все выглядело замечательно. Но, как говаривал генералиссимус Суворов: «Гладко было на бумаге…».

Один из Членов Коллективного Разума (для краткости будем их нумеровать в порядке штабной иерархии), «седьмой», рассчитал величину заряда для фейерверка на церемонии открытия Чемпионата. Но «восьмой» то ли плохо понял, то ли проявил излишнюю инициативу, и приветственный пунктир из огненных фонтанов на крыше главного объекта никак не хотел полыхать. Он то уныло гас на третьем или четвертом огне, то начинал гореть с хвоста, а то и вовсе мерзко дымил без пламени. «Восьмой» боролся с этим негативным явлением в меру своего разумения, отбросив теоретические изыски «седьмого» и решая проблему простым увеличением мощности зарядов. Когда эта величина достигла значения двух Хиросим, «восьмой» эксперименты приостановил, сочтя, что теперь в самый раз.

Вот уж на церемонии открытия духовой оркестр грянул торжественный марш. Вот уж «седьмой» махнул рукой, в смысле: «Давай, поджигай!» Но под большим фанерным плакатом, водруженным на крыше главного объекта, ничего не произошло. «Седьмой» с трибуны махал руками со скоростью ветряной мельницы, а «восьмой», зажав во вспотевших ладошках батарейку, раз за разом тыкал веничком скомканных проводов мимо контакта. Наконец он попал куда надо. «Седьмой» это понял по ликующей улыбке «восьмого», замеченной им с расстояния тридцати метров.

Возможно, «восьмой» разуверился в жизни или на репетициях осталось неизрасходованным неназванное количество динамита, но в этот раз все заряды сработали разом. В грохоте взрыва заглохли трубы оркестра. Сорванный со штатного места в голубую высь вознесся фанерный плакат на увесистом деревянном подрамнике. Те, у кого были бинокли, могли с некоторым усилием прочесть уменьшающуюся на глазах надпись: «Слава российским спасателям!». Оркестр пропустил такт. Далее марш стал походить на печальный негритянский блюз, потому что оркестранты уже не глядели на ноты, а опасливо косились в небеса, откуда по непредсказуемой траектории огромным вороном падал пятиметровый плакат. Лишь тот, кто отбивал такт, остался верен себе. Он прикрылся инструментом, и ему в буквальном смысле все было «по барабану».

Плакат удачно для оркестра шлепнулся прямо на стол с прохладительными напитками выездного буфета, развернутого местными властями. Лицо буфетчицы, которое видало всякие виды, приобрело все цвета побежалости стального клинка, вынутого из пламени горна. «Девятый» Член Коллективного Разума, исполняющий обязанности коменданта, на глазах уменьшился, выкарабкался из толпы, и Мальчиком с пальчиком прытко скрылся за ближайшим углом. За этим углом в позиции «на-попа» дремала железная двухсотлитровая бочка с вырезанным дном, в которой «девятый» нашел безопасное временное пристанище.

Глядя с трибуны на это безобразие, «первый», занимавший доселе почетную позицию рядом с Министром, дипломатично отступил вглубь. «Второй» опустил очи в план-конспект соревнований. А «третий» всем своим видом давал понять окружающим, что происходящее – экстремальное шоу, тщательно спланированное Коллективным Разумом!

Чемпионат стартовал. Вокруг царил хаос настоящей чрезвычайной ситуации. По дистанции сквозь клубы дыма от по-настоящему пылавших колес настоящего комбайна шел Министр. За Министром, шарахаясь от языков пламени и спотыкаясь в оборванных электрических проводах, семенила свита из местного начальства. Министр подошел к наклонной металлической галерее, в которой для наглядности отгороженные от зрителей стальной решеткой ворочали тяжелые гидроинструменты закопченные спасатели. На галерее красовался плакатик: «Совать руки за решетку и кормить спасателей запрещается!». Министру юмор Коллективного Разума пришелся по душе. Он благосклонно посмотрел на вовремя попавшегося на глаза «первого». А за его спиной кто-то из свиты уже провокационно совал за решетку булочку с марципаном, заначенную в VIP-кафе. Необласканный «четвертый» – это был его членский взнос в Идею, горестно плелся далеко позади.

На другом этапе, по той же Идее, был организован сплав по реке на надувных лодках. Издали ярко-оранжевые резиновые пятна на зеленой воде смотрелись просто замечательно. Но ближе, на берегу, «пятый» грыз кулаки от досады: глубина реки оказалась такой, что сидящие в лодках участники чемпионата бороздили илистое дно собственными килями. Как ни размахивали они веслами, разбрасывая клочья водорослей по окрестностям, гребля на паркете была бы более эффективной. Фишка была в том (а именно это стучало пеплом Клааса в сердце «пятого»), что выходить из лодок под страхом штрафных санкций, сформулированных «вторым», было запрещено!