Михаил Кураев - Другие люди

Был старший лейтенант Аркадий Романович человеком не молодым, уже близко к пятидесяти, крепко пьющим и несколько глуховатым, особенно на правое ухо. Начальство смотрело на отдельные недостатки коменданта УНКВД сквозь пальцы, снисходительно, люди хорошо понимали специфику работы. А еще совсем не молодой старший лейтенант Аркадий Романович был не по возрасту капризен. Постоянно требовал для своей работы немецкие «вальтеры», наш «ТТ» два-три месяца и выходил из строя, перекос патрона при подаче в патронник, осечки, это раздражало подвального воина. Дома держал кошку, многое ей позволял, и она отвечала ему взаимностью.

Кого-то из людей несведущих может несколько смутить то обстоятельство, что звание, как бы воинское звание, старший лейтенант, не сочетается с такой важной и большой ответственности должностью, как «Комендант НКВД» Ленинградского округа, в ведение которого до 1938 году входили территории, образовавшие впоследствии Мурманскую область и целый Карельский край.

Скромное звание не смущало Коменданта.

Известно, к примеру, что, по сути дела, министр, с хозяйством побольше, чем у многих прочих министров, всем известный Орлов А. Г., начальник Главспецстроя НКВД, человек, ведущий силами спецконтингента множество строек от побережья Охотского моря до побережья Баренцева моря, отвечающий за исполнение гигантского объема работ невероятной сложности и важности, пребывал в необычном звании всего лишь старшего майора, правда, госбезопасности. Звание званием, а в петлице у майора был ромб! А ромб давался тогда, когда кончались шпалы. Но у капитана госбезопасности было четыре шпалы, то же что у армейского полковника. Ромб в петлице в армии носил не майор, а комбриг, целый генерал-майор, а в органах другой счет. Собственно, ничего особенно нового здесь придумано не было. И в прежние времена поручик в гвардии, тем более лейб-гвардии, совсем не то что армейский поручик, а уж любой флигель-аксельбант мог и генералу указать место, не говоря о бригадирах и полковниках.

Так может ли хотя бы и Комендант, пусть даже Ленинградского округа, имея на фуражке традиционный для определенного рода войск в России синий околыш, сетовать на недостаток шпал в петлицах?

Нет, конечно.

Больше о пожилом старшем лейтенанте Поликарпове А. Р. сказать нечего, одно слово, добросовестный исполнитель.

Да, и уж самое последнее. В июне месяце 1939 года старший лейтенант Поликарпов застрелился, оставив предсмертную записку. Что уж он там написал, так и осталось для многих неизвестным, потому как секретарь Ленинградского областного комитета ВКП(б) тов. Кузнецов, курировавший органы, когда получил материалы по загадочной кончине Поликарпова А.Р., записку прочитал, порвал и выкинул. Тем немногим, кто эту записку все-таки прочитал, тоже хотелось ее порвать или сжечь, но то ли смелости не хватило, то ли власти.

Понять поступок Аркадия Романовича было трудно, вроде бы тяжелое, опасное время миновало. Прошло уже два года, как сеявший страх Николай Иванович Ежов стал мирным Наркомом водного хозяйства, а заменил его на высоком посту Лаврентий Павлович Берия, начавший свою деятельность с пересмотра некоторых приговоров, необоснованно вынесенных в пору ежовщины. А еще годом раньше расстреляли Начальника УНКВД ЛО комиссара госбезопасности I ранга Леонида Михайловича Заковского и его заместителя Натана Евновича Шапиро-Дейховского, награжденных в июне 1937 года орденами Ленина. Прокурора Ленобласти, грозного Бориса Позерна, в 1937 не наградили, но расстреляли вместе с награжденными.

К старшему лейтенанту Поликарпову у руководства претензий не было, хотя Заковского, Шапиро-Дейховского и Позерна старшему лейтенанту Поликарпову не доверили, возили в Москву. Неужели уязвленное самолюбие заставило Коменданта вынести себе приговор и привести в исполнение? Трудно сказать. Записка могла бы пролить свет, но, увы, уже не прольет.

Кошка, которой так много позволял Поликарпов и которая, в свою очередь, позволяла даже подбрасывать ее в воздух и ловить, сразу после скромных похорон хозяина куда-то исчезла. Может, кто и умыкнул, уж больно красивая, белая, но не как медицинский халат, а с перламутровым отливом, без единого пятнышка, как волосы у норвежской ведьмы.

Саамский край расположен к востоку от Кольского залива и озера Имандра в бывшем Кольском, а до этого бывшем Александровском уезде бывшей Архангельской губернии.

Бывшие, бывшие, бывшие… Много повидала эта земля, и многое в своей памяти сохранила. И не в преданьях населявших эти места племен, а в самом своем естестве первозданных здешних обитателей. Лапландский таракан, которого вы встретите в Ловозерских тундрах, свидетель выхода позвоночных из воды на сушу. Зубастую бабочку нынче тоже нигде на земле не встретите, только здесь. Может быть, и выжила со времен мелового периода, потому что зубаста. Впрочем, не факт. Саблезубые тигры, уж на что были зубасты, а сгинули при всех своих вселяющих ужас клыках. А здесь выжила и бабочка, и ее доисторические современники, та же гагара, только потому, что Кольская земля, восточный ломоть финно-скандинавского щита, никогда не уходила под воду, даже во времена самых лютых океанских трансагрессий. Говорят, это самая древняя на земле суша. Ну что ж, похоже, очень на то похоже. Вот и саамы самые давние жители Европы, оттесненные более предприимчивыми племенами в эти суровые и пустынные места.

Менялись времена, менялась власть, менялись имена народов, претендующих на эту неприветливую, трудную для жизни землю, даже не столько на самую землю, как на право собирать дань с миролюбивых обитателей этой земли, никого не задиравших, ни на чье добро не зарившихся, разводивших оленей да разнообразивших свою жизнь охотничьим и рыбным промыслом. Не менялись саамы, ну, разве что по названию. Долгое время именовались они лопарями, потом прозвище, данное им финнами, сменили на достойное имя. Откуда пошла эта кличка – лопари? Лоап-Лооп по-фински край, конец земли. А были времена, когда саамы не были лопарями, не селились на самом северном кончике земли и все равно именовались крайними. Судя по сохранившимся названиям, была в городе Орешек, по новгородской переписной книге, Лопская часть и погост Лопский-Егорьевский. Осталась память о них и в Холмогорских краях. Селились по всей Финляндии, населяли земли от Онеги и Ладоги до Кемского уезда и Кандалакшской губы.

Кто их теснил? Чудь? Финны? Карелы? Новгородцы?

Да все понемногу.

Вот и оказались миролюбивые и непритязательные кочевники поневоле прижатыми к самой кромке земли. И хотя саамы едва ли не самые давние обитатели самой древней на Земле суши, нет у них преданий о совсем уже непроглядном прошлом. Не украшают себя подвигами былых времен, не придумывают себе героических предков, зато детей не бьют. В Англии порку в школах отменили только в ХХ веке, да и то в конце семидесятых годов. Да что там дети! Помните, как Сомс Форсайт кричал своей жене Ирэн: «Хорошая трепка, это единственное, что может тебя образумить!» Так, видно, было заведено у джентльменов, благородных торговцев и мореплавателей, а у саамов вообще даже никогда детей не били. А уж о том, чтобы ударить женщину, даже запрета такого не было, поскольку такое могло прийти в голову лишь представителям более развитых народов. «Да убоится жена мужа своего…», вразумляла старая мудрость. «Бьет – значит любит», – вещали уж самые мудрые. А саамские жены своих мужей не боялись, а любили, и мужья им за любовь платили верностью.