Николай Иванов - Исходники

– Разбудите меня! Разбудите меня! – кричал я, из всех сил напрягая горло, но оно издавало лишь шипение, едва слышное даже мне. Люди окружили меня. Вонь усилилась, и я услышал грубый пропитой голос, словно бы принадлежавший бывшему каторжнику, побиравшемуся на нашем базаре. Голос произнес:

– Иуан, тебя нам не достать – в тебе сила крокодила, нашего повелителя, чье земное воплощение ты погубил сегодня, но на детях твоих мы отыграемся.

От страха и потрясения я упал на колени и повалился на землю – и в ту же минуту проснулся на своей кровати, лежа на боку, с неловко подвернутой онемевшей рукой. Онемели и мои близкие, когда я вышел к ним: мои волосы приобрели тот самый оттенок, который ты видишь сейчас, Мойсе. Они стали белыми, как стены Дома Пта в твоем Миннофаре.

Иуан замолчал и устремил взгляд куда-то поверх головы Мойсе.

– А ты видел духов, дядюшка Иуан? Не во сне, а наяву? – спросил Мойсе.

– Я и сейчас их вижу, – ответил старик.

Мойсе вскочил как ужаленный, оглядываясь по сторонам.

Старик усмехнулся и сказал:

– Я пошутил. Не бойся. Нет никаких духов, – добавил он и махнул рукой, словно давая знак кому-то за спиной Мойсе. Мойсе немного успокоился и сел.

– Что же было дальше, дядюшка Иуан?

Иуан повел головой в сторону, сжал губы, отчего две глубокие складки пролегли вдоль его носа, похожего на птичий клюв, и продолжил свой рассказ:

– Мой старший сын был примерно твоего возраста, когда задумал жениться. Я отговаривал его, мол, не время тебе еще хомут на шею надевать. Но он и слушать не хотел. Женюсь, говорит, и все тут. Надо отдать должное: девушка была хороша собой, и приданого за ней давали порядком. Сыграли свадьбу, повеселились вдоволь. Начали жить. Однако не прошло и года, как невестка принялась капризничать. Хочет, видишь ли, она серьги, да не какие-нибудь, а как у ее сестры. Оказалось, что ее сестра вышла замуж за торговца, который по всей реке торговал тончайшими тканями и нажил немалое состояние. Надо ли говорить, что жена того торговца была одета по последней моде, в лучшие ткани, что были тогда известны в Эн и за его пределами? Так она еще и блистала украшениями самой изящной работы. Сын мой из сил выбивался, пропадал на реке днями и ночами, чтобы наловить как можно больше рыбы. Удача сопутствовала ему. И одевал он жену, и украшения дарил, да все ей было мало. Пойдет к сестре в гости – возвращается чернее тучи. Молчит поначалу, как воды в рот набрала. Потом разразится плачем, а то и упреками горькими сыну: мол, не любит он ее, мол, у сестры заколка в волосах чистого золота, а у нее такой нет… Тьфу ты!

Однажды сказал я сыну, что, если не проучит он жену прутом как следует, так и будет маяться до конца дней и все имущество свое издержит зазря. Тот поначалу отпирался, но когда женушка опять вернулась от сестры с кислой миной, взял да и выхвостал ее прутом по спине. Да так, что она сознание потеряла. Он перепугался, водой давай ее поливать, потом, когда очнулась, прощения просил, на коленях стоял. Она простила. Месяц жили душа в душу. Потом все по новой началось. Сын мой впал в отчаяние. Пить начал. В кабаке его лихие люди и приметили. Втянули в свои темные дела. Стал он ночами пропадать. Зато нарядов у жены его прибавилось и золото в волосах заблестело. Но долго длиться это не могло: однажды пришли за моим сыном стражи начальника города. Перевернули в доме все вверх дном. Сына, по счастью, дома не случилось. Брат его, младший мой, побежал предупредить его об опасности, да так и не вернулся. Видать, забрал его старший себе в помощники – и где они оба сейчас, никто не знает. Может, давно уже в каменоломнях царских сгинули.

Иуан тяжело вздохнул.

– Остались мы с дочерью и женой горевать. Жена моя болеть стала. Без всяких на то причин. Иной раз встать с постели не может. Говорит: «Иуан, мне так плохо!» Нестерпимо мне все это стало. Решил я, что из-за меня пришли беды, что это духи речные мстят за своего господина. Взял да и ушел из дому. Поставил хижину у реки, и вот, живу отшельником, почитай, уже лет двенадцать. Жена моя, говорят, теперь жива-здорова, дочка замуж вышла удачно, растят внуков. А я здесь вот живу в одиночестве.

– И что же, дядюшка Иуан, не скучаете по семье, не хотели бы взглянуть на них? – спросил Мойсе.

– Бывает и такое. Да я уже привык быть один. Семья – это обуза. От слова «узы» – веревки такие, которыми пленным воинам локти за спиной связывают…

Он замолчал, глубоко о чем-то задумавшись. Потом вдруг повеселел, взглянул на Мойсе пронзительным взглядом и сказал:

– У тебя все еще впереди, вся жизнь – долгая жизнь, а слава твоя проживет много дольше тебя!

– Ну что ж, и поели мы, и поговорили, – сказал Иуан в заключение их общей трапезы. – Если ты не против прогуляться, я могу показать тебе одно интересное место.

– Конечно не против, – ответил Мойсе.

И хотя его порядком клонило в сон, он все же не мог отказать своему новому знакомому. Они тронулись в направлении ближайшей пальмовой рощи. Поначалу едва различимая тропка вела чуть вверх, потом выровнялась. Шли они около получаса. Неожиданно тропинка резко свернула – прямо был крутой склон, почти обрыв. Внизу под ним виднелся огромный камень, утонувший в земле. Обходя обрыв, Мойсе спустился вслед за Иуаном – и оказался около гранитной головы, которую он сверху принял за валун. Рядом с головой пробивался родник. Иуан набрал в ладонь воды и отпил из источника. Мойсе последовал его примеру.

Иуан заговорил:

– Ты, наверное, слышал, Мойсе, о великом разливе, затопившем многие земли. Хапи разлился, как великое море, и вышел из своих берегов. Его волны сносили все на своем пути: не уцелело ни одной постройки первых царей, их статуи были повержены. Лишь пять Больших Меру на Западе Солнца устояли. Лицо одного из Великих ты видишь сейчас перед собой.

– А как его звали? – спросил Мойсе.

– Мы не знаем его имени – оно скрыто в земле, – отозвался Иуан.

– Так давай откопаем его! – с наивной юношеской горячностью сказал Мойсе.

В ответ Иуан усмехнулся:

– Посмотри, какая у него голова! Представляешь, какого размера тело? К тому же не стоит тревожить дух древнего владыки. Довольно того, что он дает нам эту воду. Кстати, она обладает силой, и ты скоро это почувствуешь.

Мойсе и правда ощутил необычную бодрость в теле. Усталость от пешего перехода полностью исчезла, а вместо нее появилась приятная дрожь, подмывающая бежать, как носятся маленькие сорванцы.

– С некоторых пор, – продолжал Иуан, – ко мне стали приходить люди за советом. Они жалуются на болезни и немощи, на бедность и напасти… Здесь я нахожу ответы на многие вопросы. Одна голова хорошо, а две – лучше.

Мойсе улыбнулся, но тут же сделался серьезным и предложил: