Людмила Мороз - Танго в трамвае

– Нет! – Почти выкрикнул, вложив всю злость, накопленную за последнее время. Это простое слово прозвучало не хуже удара молнии или взрыва бомбы. В рыбьих глазах Марианны промелькнуло нечто, похожее на изумление. Брови ее взметнулись. Глаза говорили о том, что девушка ошеломлена. Пальцы, затянутые в белые перчатки, вздрогнули, метнулись вверх, роняя роскошный букет. Цветы рассыпались на полу. Она быстро обвела комнату взглядом, точно надеясь кого-то увидеть. В глазах заблестели слезы. Одна скатилась по щеке, и упала на грудь.

– Подлец! – Фыркнула она, словно я ударил ее молотком по пальцу. Неужели эта мумия способна чему-то удивляться? И даже плакать и злиться? Однако недооценивал эту девушку. Но об этом уже не думаю, а резко крутанувшись на каблуках, выбегаю из зала. Но перед эти замечаю несчастный взгляд матери, полный слез и горя. Она покачала головой и прошептала:

– Сынок, сынок…. Но меня это не остановило. Все. Прежняя жизнь маленького, покладистого мальчика осталась за этим дубовым порогом. Я мужчина, теперь буду добиваться самостоятельно всего, чего хочу. А не слушать постоянные упреки отца. Лишит всего? Ну и фиг на него и все! Не жизнь ведь отберет, в конце концов. Миллионы простых людей живут от зарплаты до аванса, от аванса до зарплаты, и ничего, не умирают. Останавливаюсь около старой липы, свидетельницы свадеб, разводов, рождения детей и смертей. Прислоняюсь разгоряченным лбом к шершавому стволу. Все, я решил, что мужем этой мумии никогда не буду. Ни за какие коврижки. Слышу за спиной топот и сопение отца. Он взбешен, и опасен, как злобный Минотавр. Но мне все равно. Поворачиваюсь, наши взгляды пересекаются. Но я выдерживаю, не замираю, не прячусь, словно испуганный кролик. Во рту противно пересыхает. Облизываю губы шершавым языком. Отец хрипло дышит на меня запахом коньяка, вытирает рукавом влажный лоб.

– Так в чем дело? Ты что учудил, балбес? Вернись, пока не поздно, тебе давно пора определяться в жизни!

– Я уже определился. – Отец останавливает тяжелый взгляд на мне. На висках вздулись вены. – Что ты можешь сделать? Что? Я не буду жениться на Марианне! Отрицательно качнул головой. – Я люблю другую девушку. – Спокойно смотрю в красные от ярости глаза.

– Да ты подонок, мразь! – Он перевел дух. В его глазах вспыхнул огонек ярости, но тут же потух.

– Согласен. Полностью согласен. – Отрешенно пожимаю плечами:

– Закрой рот и слушай Зачем ты выставляешь себя на посмешище? Позоришь и себя и всех нас? Ты ведешь себя, как избалованный ребенок. Немедленно вернись в зал, еще можно все исправить!

– Ни за что! Я не люблю Марианну! Сердце слегка замирает от собственной смелости. Впервые в жизни решаюсь не согласиться в чем-то с отцом. Высказать в глаза свое громкое фе. Могу поклясться, что отец ни разу в жизни не думал, что я, его сын, буду когда-нибудь спорить с ним.

– Чепуха! Ребячество, только и всего. Не дури мне мозги.

– Нет! Хватит с меня ваших семейных советов! К черту все!

– Тогда ты крупно пожалеешь! – Папаша хватает за лацканы. Что-то треснуло, но качество материи выдерживает первый бешенный натиск. Но не мое горло. В глазах начинает темнеть. Дышать трудно, почти невозможно. Легкая дрожь пробегает по телу. Неужели для меня конец? Отец что-то почувствовал, отпускает лацканы.

– Ах, ты, сукин сын! – Замахивается для удара. Но, глотнув воздуха, успеваю перехватить руку. Тоже в первый раз в жизни, крепко сжимаю кисть.

– Нет, папаня, я тебе не племенной бычок. Указали, покрыл корову для повышения породистости. Я человек. Углы красиво очерченных губ опустились.

– По-моему, неплохая мысль лишить тебя всего! Выражение лица сменилось плотоядной ухмылкой. – Быстро сюда ключи от квартиры, машины и карточки! Роюсь по карманам, отдаю ключи. Потом карточки. Ехидно добавляю:

– Может, мне раздеться? Отец бросает на меня сумасшедший взгляд.

– Не дерзи! Отступаю на шаг назад. Медленно, как в кошмарном сне, снимаю часы, вытаскиваю телефон.

– Вот это еще! – Засовываю отцу в карман. – Теперь я нищий. А нищему не нужен крутонавороченный смартфон и швейцарские часы. В общем, остался, в чем стоял.

– Ты мне больше не сын! Боль и растерянность отразились на моем лице. На лице избалованного ребенка, привыкшего получать все и сразу, чего ни попросит. Но теперь впервые столкнувшегося с неизвестной для него теневой стороной жизни.

– И это все? Прощай! – Поворачиваюсь, бреду, как пьяный, в сторону трамвайной остановки.

– Сынок! – Слышу тихий вскрик за спиной. Оглядываюсь, вижу маму. – Куда же ты теперь? Ее голос прозвучал глухо. Мама подбегает ко мне, обнимает. Чувствую, незаметно сует что-то в карман. Сердито, грубовато отбрасываю руку.

– Отстань! Мама грустно вздыхает, смотрит на меня странным, долгим взглядом, полным грусти.

– Упрямство – первый признак тупости. – На глазах заблестели слезы. Еще немного, она заплачет. Устало, через силу улыбаюсь. Сжав губы, провожу по ним языком и слышу собственный голос, который не сразу узнал:

– Прости, мама. Упрямство, согласен, тупость. Но возведенная в квадрат искусство гибкости, это приспособленчество, граничащее с подлостью. Я давно не глупый малыш, вырос, и теперь должен уйти по своей дороге. Неожиданно лицо матери смертельно побледнело, а в глазах заблестели слезы. Останавливается трамвай. Тяжело дыша, заскакиваю на заднюю площадку. Они думают, что не выживу? Приползу, как побитая собачонка? Нет, выживу. Не приползу. Ко мне подходит кондукторша. Я узнаю, это она тогда ругалась на меня, когда случайно зацепил трамвай.

– Ваш проезд? Растерянно роюсь по карманам.

– Сколько стоит?

– Четыре гривны. Даже на билете написано. Опускаю ладонь в карман. Пальцы нащупывают купюру. Сотка? Значит, мама нашла, всунула. Чтоб купил себе чего-нибудь перекусить. Протягиваю кондуктору.

– Вот. Отсчитывают сдачу, беру талон.

– Боже милостивый! С вами все в порядке? Сегодня вы слишком мрачный. Я несколько секунд молчал, опустив голову, а потом ответил:

– Что за безумный день, – Сказал вслух, испугался собственного голоса, задрожавшего, как от слез. Во рту был соленый привкус. – Что за безумно хреновый день.

– Смотрите на жизнь проще, будет легче жить.

– Угу, – Без особого удовольствия произношу. Но кондуктор, ничего не ответив, идет по проходу дальше, а я устало падаю на свободное место. Трамвайчик, позвякивая, катит в сторону ДМК. Конечная остановка. А теперь куда идти? Что делать? Не знаю. Теперь я нищий, нищий в дорогом свадебном костюме. К чему ворошить то, что все равно не можешь изменить? Да и нужно ли это менять?

Я шел, и шел, пока не уперся в знакомый скверик, где так часто бегал по утрам. Там падаю на прохладную скамейку. Опускаю голову. Ладони стискивают виски. Закрываю глаза. Хотелось кричать. Но все слова точно замерзли в глубине души. Жутко хочу домой. Устал и замёрз! Чайку бы сейчас горяченького хлебнуть. Достаю из кармана мелочь. На кофе вполне хватит. Иду к знакомому кофейному ларьку.