Людмила Филатова - Плакать от любви. Рассказы

Сердце почему-то продолжало колотиться, как сумасшедшее. Щёки и уши пылали. Заглянула в зеркальце, в глазах – бесенята…

– Что это со мной?.. То с ног валит, а то аж подбрасывает!

Встала. Вышла на улицу. Белянка опять была тут, и опять опоздала! Бедняжка…

Все претендентки на чувства Митрофана обычно поочерёдно возникали в конце аллеи, демонстрируя себя с наиболее выигрышных сторон. Сначала он делал вид, что эти дефиле его не касаются, лениво потягивался, почёсывался и, наконец, будто нехотя, начинал медленно подыматься. Обрадованная кошачья модель тут же давала стрекача, но, отбежав метров пятьдесят, непременно оглядывалась – как он там?.. А он – уже будто стелился над коротко стриженым газоном… В такие моменты плоские, широко разбрасываемые лапы его вполне походили на мужские любовные крылья…

Днём, тщательно вылизав своё хозяйство, Митрофан дрых на вахтёрском диване, иногда коротко чихая или слегка поскуливая.

– Вот кобель… – Уважительно обихаживала его женская половина обслуги. – Что расчихался-то?.. Набегался по росе?..

Так случилось, что ни у одной из офисных служащих уже не было мужей, вот Митрофан и стал для них своеобразным мужским символом, вызывавшим у каждой свои, бередящие душу и тело, воспоминания…

– Иди уж, – посочувствовала Аннушка Белянке, – нету твоего.

Заканчивался сентябрь, изрядно похолодало, но Анна Ивановна не спешила перебираться на ночёвку в раздевалку, к грязным вёдрам и мокрым тряпкам.

– Нанюхаюсь ещё этого добра, когда морозы начнутся.

Вот и сегодня, завернувшись в тёплое верблюжье одеяло, она опять устроилась в своём тамбуре, легла на спину и, широко распахнув глаза, уставилась в побелённую потолочную балку.

И тут вдруг – дошло: Вот что меня – так… Да это же запах… Тот самый! Видимо, духи этой, в брючках, остались на фантиках или кармане халата. Французские… Запах счастья и греха. Наверное, муж подарил, а, может, и наш. Не из бедных, как ни как.

И опять, разматываясь невидимой кинолентой, побежали воспоминания. Восьмое марта. Смущённая мужская улыбка, и этот же, только сверхконцентрированный, запах!

– Вот нёс тебе подарить, повесил пакет на ручку, а дверь гаража как ахнет! Вся твоя «Франция» – всмятку… Завтра новые куплю!

…Купишь, только уже не мне, – повернулась на бочок Аннушка, скомкав в ладони шуршащие фантики. Вкус пьяной вишни в шоколаде всё ещё блаженно гулял по зубам, – хорошие конфетки…

А вот мои, кажется, кончились. Все – до одной!

Лунный свет, шагнув за двойное стекло, залил её всю тревожным серебристым светом, и где-то там, за входной дверью, утробно завопил Митрофан.

– Утром опять обчихается… – улыбнулась она уже сквозь сон, – вот кобелина!..

В эту зиму Иришку опять замучили бронхиты. И Женя решила в августе, в свой отпуск, прогреть дочку на юге. В сентябре – в школу, во второй класс! Пропускать нельзя, потом не догонишь.

В Одессе, когда они сошли с поезда и, наконец, дотопали до вокзала, их встретила, видимо, тоже припозднившаяся пожилая пара.

– Петь, а ты говорил, нам не повезёт, что всех квартирантов уже расхватали. Смотри, какие хорошие! Как по заказу…

– Просто замечательные! – Усмехнулся Пётр Сергеевич, подхватив у Жени из рук довольно тяжёлый чемодан.

– А как вы догадались, что мы – дикарём! – запрыгала довольная Иришка.

– Так, не встречает вас никто, вот и догадались, – погладила девочку по макушке Надежда Павловна. – Мы сейчас быстренько – на трамвай, и прямо на дачу! Летом мы тоже там живём, сарайчик на мазанку перестроили. А вам хорошую комнату подготовили, с душем, с холодильником. Готовить я буду. Вы на сколько приехали?

– На две недели.

– Ну, тогда – по десятке в день с обеих, на всём готовом.

Жене показалось дороговато, и так на эту поездку еле наскребла, но отказываться было уже поздно. Кстати, через пару дней она поняла, что им с дочкой фантастически повезло, словно к родным приехали. Готовила Надежда Павловна вкусно. А Пётр Сергеевич не только гулял с Иришкой по вечерам, но и перетирал для неё грецкие орехи с шоколадом и сгущёнкой. Своей-то внучки у него не было.

Как потом выяснилось, и у Надежды Павловны и у Петра Сергеевича прежде были свои семьи. Дачи стояли рядом. И так вышло, что эти двое полюбили друг друга. Но сумели сдержаться. И только теперь, на седьмом десятке, овдовев, наконец, воссоединились.

Они так тепло относились друг к другу, что это тепло согревало и постояльцев, которые потом долго писали им письма в надежде заехать ещё разок. У Петра Сергеевича были проблемы с почками.

Ему очень помогали розовые грейпфруты, боли как рукой снимало. Вот эти самые грейпфруты и слали им со всех концов страны.

С погодой Жене и Иришке повезло. Море было тёплым и ласковым. Они нашли себе укромное место у спасательной вышки, которая почему-то не работала, расстелили клетчатый плед, накрыли газетой сладкие булочки и виноград, и сразу – в воду!

– Какое счастье… – выбралась, наконец, Женя, с трудом выгнав из воды уже синегубую дочку. – Верба сзади вырастет! Заворачивайся в полотенце!

Первая неделя проскочила как один день, хотя и была отмечена довольно неприятным открытием. Женя вдруг поняла, что совсем не знает свою дочь… Все эти годы общались лишь по дороге в детсад и обратно. Работа как ненасытный монстр пожирала даже так называемое свободное время. А в единственный выходной – уборка, стирка, а потом – диван перед телевизором, и, как всегда:

– Поиграй сама, я так устала…

А когда началась школа, ключ ребёнку на шею, и гуляй, не хочу. Что ест? С кем водится? О чём думает?.. Все эти вопросы были лишь риторическими. Задала их? Совесть очистила? И ладно.

Вот и результат! Иришка за первые пять дней успела раз двадцать поссориться с Женей. Например, в среду выкинула в мусорку все платья и босоножки, заявив, что тут такое не носят!

Пришлось купить шорты, пару маек и кроссовки. А когда Женя предупредила, что так никаких денег не хватит, дочь долго бурчала:

– Если мы такие нищие, то нечего и по морям раскатывать! Позориться только… И тут же, видимо, назло, потребовала в детском кафе сразу три мороженых. А когда мать купила одно, будто дождавшись спровоцированного ею же момента, вдруг выкрикнула на весь зал, – ты думаешь, ты красивая, что все на тебя смотрят? Это на меня все смотрят! А у тебя всё лицо – дырками, дырками! А на голове – барашки, барашки… За что получила под зад и пришла на дачу вся зарёванная и долго жаловалась на мать старикам, на что те только головами качали.

Вот так уедешь из дома, и вдруг поймёшь, что ты, хоть и родитель, а воспитатель для дочки – никакой, схватилась за голову Женя

– Телевизор со всякими дурацкими шоу – ей воспитатель!