Юрий Окунев - Кенотаф

– Хочу сказать тебе, Семен, нечто важное… Я советовался с Серго относительно своего перевода на работу в промышленность. Он одобрил мой план переезда в Красноярск, подтвердил, что там острая нужда в руководителях производства. Рассказал, что с этим заводом у Наркомата тяжелой промышленности связаны большие планы по созданию военной техники…

– Ваня, но Серго ведь не знал мотивов твоего переезда, твоих, прости, опасений о судьбе старых большевиков. Если бы понял эту суть, может быть, и отсоветовал бы…

– Всё он понял, Сема, всё… И опасения мои понял. Знаешь, что он мне сказал? Что там, в сибирской дали, мне будет спокойнее жить и работать… Сказал буквально, что там меня, вероятно, искать не будут…

– Не знаю, Ваня… Все эти опасения кажутся мне нереальными и необоснованными. Кто будет преследовать такого твердого большевика, как ты?

– Вот что, Сема… Казаться тебе может что угодно, но заклинаю тебя и прошу, как ближайшего друга: будь предельно осторожен. Открою тебе то, что ты, вероятно, не знаешь. Скоро начинается пленум ЦК, который обнаружит, что страна наводнена шпионами, вредителями и врагами народа. Это будет сигналом для развертывания НКВД массовых репрессий… Думаю, что на пленуме будут исключены из партии Бухарин и Рыков. Представляешь: Бухарин и Рыков – ближайшие сподвижники Владимира Ильича будут исключены из партии как шпионы и вредители… Бухарин – автор Сталинской Конституции, Рыков – преемник Ленина на посту председателя Совета народных комиссаров. Я лично знаю обоих много лет, не верю в их предательство и вредительство, считаю подобные обвинения необоснованными и притянутыми за уши. Отсюда мои, как ты говоришь, «необоснованные опасения»…

Соня и Оля молча сидели за столом в центре гостиной, пока мужчины разговаривали в эркере. Нет, они не пытались услышать их слова, они думали о своем, по-женски переживая и предстоящую разлуку, и ту бездну неопределенности, в которую их забрасывает судьба. Они привыкли, что рядом, поблизости есть друг, единомышленник, даже единочувственник, который всегда поможет, даст опору и делом, и словом. Теперь рушилось всё – и единомыслие, и опора, а физическая удаленность размером с огромную страну разрывала и простое общение. Это они понимали, и будущее без близкой поддержки друг друга виделось им пугающе неопределенным…

Через пять дней после смерти Серго Орджоникидзе в Москве открылся февральско-мартовский пленум ЦК ВКП(б). Основной доклад сделал вместо него генеральный комиссар госбезопасности, нарком НКВД товарищ Ежов. В его докладе и почти во всех последующих выступлениях обосновывалась точка зрения, что страна наводнена шпионами, диверсантами и вредителями, пролезшими на самые высокие партийные и государственные посты. Эти шпионы и вредителя, по мнению членов ЦК, намеревались захватить власть путем террора под покровительством зарубежных антисоветских спецслужб. В центре внимания членов ЦК была вредительская деятельность Бухарина и Рыкова. 27 февраля 1937 года секретарь Сталина вызвал Николая Бухарина и Алексея Рыкова на заседание пленума ЦК, где они были исключены из партии, арестованы и уведены с пленума под конвоем. Никто не сомневался в том, что жить им осталось совсем немного…

Ящик Пандоры раскрылся, и из него выползли ядовитые побеги большого террора, а надежда, которая умирает последней, затаилась глубоко на дне. Семен с ужасом осознал, что апокалиптические предсказания его друга Ивана сбываются.

30/III/37

Дорогая Оленька!

Прости, что пишу не сразу. Всё из-за нелегкого переезда. Приехали – ни кола, ни двора, всё внове, всё незнакомое, чужое, не до писем было.

Хотя грех жаловаться. Квартиру дали быстро: две комнаты по 17 метров плюс прихожая, кухонька и небольшой санузел – жить, слава богу, можно, всё же не коммуналка, как у всех почти… Заводской поселок на окраине города, до центра ходит автобус, зато на работу Ване совсем рядом, пешком…

Директора завода Ваня знал еще в Гражданскую, встретили его очень тепло, и он с первого дня так впрягся в работу, что только по ночам я его и вижу. Ну, сама знаешь, как Ваня к порученному делу относится. А тут дело совсем новое для него, да и ожидают от него много – короче, вызов судьбы: либо справится, либо нет… У Вани философия руководителя и простая, и сложная, как считать, – во всё сам должен вникать, всё лучше подчиненных должен уметь и понимать. Я не считаю это правильным, но его не переделаешь. Скажу тебе, только тебе: Ваню мне иногда безумно жаль, сердце ноет. Он вроде при деле, занят работой, доволен… Но вижу: гложет его изнутри разлад между словом и делом…

У меня пока не всё гладко. Устроилась дежурным врачом в заводскую поликлинику. Здесь всё в процессе организации, оборудования мало, лекарств не хватает, приходится выкручиваться. Но персонал старается, все работают очень ответственно, за плохую работу по головке не погладят, сама знаешь, как всё строго теперь.

Вилен не хочет идти в обычную школу, собирается поступить в ремесленное училище при заводе, но думаю, что в конце концов он пойдет в военное училище – уж очень тянется к военной профессии.

Про Красноярск пока могу сказать немного. Небольшой растущий сибирский город с населением, наверное, под двести тысяч. В городе два района – Сталинский и Кировский. Расположен красиво по обоим берегам Енисея – реки огромной, наверное самой большой в России. Вокруг горные отроги Саян, природа красивая. Но меня, честно тебе скажу, это мало впечатляет. Как вспомню наш родной Ленинград да разворот Невы под нашими окнами, так плакать хочется. А когда вдруг вспоминаю, что ни с тобой, ни с Семеном нет никакой возможности увидеться и поговорить, то уж совсем тошно становится… Здесь, конечно, есть образованные и, вполне возможно, весьма интересные люди, но знаешь – в нашем возрасте трудно найти близких друзей, таких как вы с Семеном. Вы с ним еще молодые, найдете себе новых друзей, а мы с Ваней вряд ли…

Ну вот и поплакалась подруге. А кому же еще? Напиши: что у вас, как дела у Семена, у тебя?

Ваня посылает вам свой комсомольский привет, говорит, что к нему словно вернулись годы юности. Только вот боевых друзей не хватает…

18/IV/37

Сонечка, родная моя, как мы были рады твоему письму – словно в счастливые дни нашей молодости окунулись!

Это здорово, что Ваня весь в работе – мы от него другого и не ожидали. А к вызовам судьбы нам, большевикам, не привыкать. Ваня, каким мы его знаем, во всяком деле, за которое берется, всегда стремится быть первым. Это его большевистское нутро, и этого никак не отнимешь. Важно, чтобы он видел положительные результаты своего труда – тогда и настроение будет боевым… А ты, я уверена, вскоре тоже найдешь достойное твоей квалификации место – такова динамика нашей социалистической жизни.