Александр Левин - Вечнозелёная молодость

Пришлось доказывать Камешкову, что ритм пограничного вальса ¾ никак не укладывается в строевой шаг.

Я мысленно представил, что под эту песню пограничники на плацу перед командованием вдруг разбиваются на пары и начинают вальсировать. Ни дать не взять – конкурс бальных танцев! Тут я чуть не заржал, но сдержался, посмотрев на суровое выражение лица Камешкова.

– Здесь нужен размер 4/4, это военные марши, ну или можно перелопатить из песен с размером ½, – со знанием дела заметил я.

Слава Богу, что моё экспертное мнение в музыке возобладало.

– И что же мы будем петь на строевой? – задался логичным вопросом капитан.

И тогда я вспомнил разговор с сержантом Гаврюшиным. Серёга предлагал сделать строевой песню группы «Ария» «Воля и разум».

Откровенно пацифистское, призывающее «Уничтожить ядерного дракона» и возвышающее человеческую «волю и разум», произведение вряд ли могло получить статус строевой песни в отряде. Но, то ли группа была сверхпопулярна, то ли слова чеканились хорошо под шаг, «Ария» понравилась «шефу».

С тех пор, как только был слышен припев над учебным отрядом, служивые говорили друг другу: «О, „четвёрка“ идёт!»

Заканчивался двухнедельный курс «молодого бойца». Кто был полон – похудел, до приемлемых армейских размеров. Кто был худ, наоборот, поправился до оптимума. Бесконечные тренировки по застиланию кроватей, их отбиванию до состояния ровного «кирпичика», «отбои – подъёмы», зубрёжка боевых, строевых, караульных уставов, всё это подвёло нас к главному событию в жизни солдат – принятию Воинской Присяги.

Мы научились подшивать белые подворотнички на форму, в тумбочках пропало всё лишнее. Под лишними вещами подразумевались стопки писем, полученные от родных и близких. По мнению капитана Камешкова, хранящих тёплые послания от любимых следовало называть—«товарищи мандастрадальцы». С нас отесали гражданские заусенцы, «заточили» под армейский шаг, и встроили в единый организм под названием Пограничные Войска Комитета Государственной Безопасности СССР. Осталось только получить официальный статус каждому из нас.

Присяга – мероприятие торжественное, ответственное. При упоминании данного ритуала сразу вспоминались наши солдаты времён Японской, Первой Мировой и Великой Отечественной Войны. Мы были воспитаны в духе патриотизма. «Варяг», «Бруссиловский прорыв», «Александр Матросов» эти события и герои вызывали чувство гордости и уважения к военной службе, к делу защиты Родины. И, уверен, никто не хотел быть похожим на предателя – генерала Власова или сказочного «Мальчиша-Плохиша», продавшего свою отчину врагам за пачку печения и банку варения.

Одновременно, это был и праздник. И он настал. На него приехали ветераны Погранвойск, представители администрации Владивостока, родные и близкие будущих солдат-пограничников. Присягу на занятиях мы учили наизусть, в военных билетах уже были записаны номера личного оружия и теперь они лежали раскрытыми на кумачовых скатертях столов, за которыми сидели «писарчуки» и офицеры. Дата принятия Присяги записывалась в строку «военника» и после клятвы о защите Родины до последней капли крови надо было подойти и расписаться в документе. Всё, теперь ты боец-погранец и Родина рассчитывает на твои руки, твоё сердце, твою жизнь!

А погода! Солнце во всю широту залива, лёгкий бриз, тепло, даже жарко! Старшины собрали с нас деньги на фотографирование такого ответственного момента (правда этого фото у меня так и не нашлось после).

Приглашённых было много, к некоторым солдатам приезжали даже с самой Москвы. Я зачитывал присягу из красной папки с текстом и не смотрел в неё. А взглядом искал среди приезжих: родителей, брата или сестру, ну ХОТЬ КОГО-НИБУДЬ! Я знал, что их не будет, но вдруг сюрприз, а? Вот так, р-р-раз, и не «сказамши» приехали. Ведь такое бывало! Нет, тщетно… как же грустно без родных глаз!

– Но ты же теперь солдат, терпи! – опять голос старшего брата забубнил в моей голове.

– Так они тоже! – парировал я «назидателю».

– Ну и что! Будь лучше, выносливее, ПОГРАНИЧНИК! – успокаивал меня он.

– Эх, ладно, порадуюсь за других. Гостинцы, наверное, будут. Поделятся… – согласился я.

В этот день, после прохождения парадным маршем по плацу новоиспечённых солдат, объявлялось «личное время» до 19.00. Родные и знакомые разбрелись по территории отряда в укромные уголки, на лавочки, в беседки-курилки.

Они потчевали своих «солдатиков» местными дефицитами: колбасами, тортами, фруктами, домашней выпечкой. Ароматы витали «слюнопустительные». Лишь те, к кому не приехали, сбивались в кучки и опять вспоминали «гражданку», да придумывали для неприехавших близких оправдания. Истории одна сочувственней другой. Все кивали головами, дескать, «да-а-а, в такой ситуации вообще ехать нельзя!» Вечером в Клубе показали «Офицеры». На сём торжество закончилось и начались обычные учебно-пограничные будни.

– Застава, подъём! – прозвучала команда дежурного.

Все резко отбросили одеяла, вскочили с кроватей, начали надевать на себя обмундирование, наматывать на ноги портянки и влезать в сапоги. Портянки не слушались, пуговицы на камуфляже путались, тугие сапоги, как назло, сопротивлялись хозяйским ногам. Ах, да, ещё и кепка форменная куда-то ночью пропала! Но проходило ровно 45 секунд, и бойцы становились в шеренгу для получения дальнейших указаний.

– Выходим во двор строится на зарядку, «торс голый» – вступал в дело старшина.

А на улице становилось прохладнее и после тёплой коечки не очень хотелось выпрыгивать в прохладный туман. «Только бы не „трёшка“ или „шестёрка“! Ну, ладно километр, а ещё бы лучше просто помахать рукам и ногами!» – так думали, наверное, все и даже старшина, да только указания капитана Камешкова мешали ему немного полениться.

И всё же мы побежали, на километр, но и на том спасибо. Потом были гимнастические упражнения. После – умывание, заправка коек, утренняя поверка.

На поверке «Камень» (капитан Камешков) был хмур. Опять ему доложили о слонявшихся без строя бойцах. Он строго оглядывал своих подчинённых и остановился на улыбающемся Косте Мурзикове. Тот пытался поменять несерьёзность своего лица, но у него никак не получалось. Кэп, оглядев его с ног до головы, всё же нашёл, что козырёк головного убора того чуть приподнят.

– Товарищ курсант, кепочку поправьте! – зло процедил он сквозь зубы, – Иначе я вам её кувалдой подправлю! – армейский довесочек от него всё же приехал. Строй дружно пытался не заржать. Но резкий и злой взгляд начальника как холодным душем поменял веселье на уныние.