Александр Левин - Вечнозелёная молодость

«Всё, сегодня Костькино отделение будет вздрючиваться в ОЗК на стадионе» – подумал я. Однако санкций не последовало. Смилостивился наш капитан. Такое тоже случалось.

После осмотра было отрядное построение, поднятие флага, распределение по работам-занятиям. В общем шла будничная жизнь курсантов. Механизм часов крутился, винтики, то есть мы – работали исправно. Нас смазывали, выверяли, меняли, чтобы часы ни в коем случае не остановились, а в положенное время дали бой (то ли курантов, то ли огневой).

Маленьким лучиком счастья в будничные дни был наряд на станцию, которая называлась Поморская-1. Что мы там забыли? Да всё просто, туда доставлялись припасы для всего отряда, в том числе хлеб. А жрать-то хотелось на первом месяце службы, ребята, как из пулемёта! Поэтому отделение разгружающих было элитным подразделением на нашей «четвёрке» и туда хотели попасть все. Однако «залётчиков» (тех, кто провинился чем-либо) туда не допускали.

Старшим поехал наш взводный Киндык. По команде: «В машину!», – курсанты запрыгнули в кузов ГАЗ-66, или «шишиги», как её тут называли. Впервые с момента приезда сюда мы выехали за территорию отряда. Погода была хорошая, брезентовый тент снят, так что можно было крутить головами и любопытничать сколь угодно.

Дорога вела то с сопки, то в сопку, однако сама станция располагалась выше нашего отряда, который находился у берега моря. В кузове сидели и «сибиряки», и «москвичи», мазанные теперь одним миром. Вся делёжка «ты такой, а я – другой», осталась на той стороне залива Петра Великого.

Подъехав к станции, отделение спрыгнуло с машины и Киндык разрешил до подхода поездного состава сходить в станционную столовую. Вот где все оторвались!

«Боже мой, что за запах? И это пахнут дешёвые столовые котлеты, которые на „гражданке“ никто бы никогда не купил!?» А здесь я запихнул от жадности аж пять штук, на глазах у изумлённого Вовки Шигова и отделённого. Впрочем, мой дружбан Добрый и барнаулец Саня Королёв тоже от меня не отставали. Лишь Серёга Мельников, паренёк из тюменского Урая, спавший на соседней со мной койке, почти ничего не ел. На гражданке он маялся желудком, и ему не хотелось помимо физнагрузок испытывать здесь ещё и болевые ощущения.

Закинув в себя ещё и жаренную картошку, выпив неразбавленный компот, явно отяжелевшее отделение стало томиться на солнышке в ожидании поезда.

Просвистел предупреждающий сигнал подходящего электровоза, тянущего за собой смешанный состав, состоящий из почтовых, пассажирских и грузовых вагонов. Мы рассредоточились на платформе, поджидая наш, продуктовый.

Большие двери вагона отворились и на станционное покрытие выскочили два зэка в чёрной робе, вооружённые длиннющими крючьями. Раньше я никогда не видел заключённых, отбывающих свой срок. Здесь же, вдалеке от столицы нашей Родины такое сотрудничество в работе было нормой. Пахали зеки и погранцы. Удивительно!

Сидельцы лихо вытаскивали крючьями тележки с душистым хлебом. Закончив эту работу, они переместились в вагон-холодильник и начали перекидывать в наши руки картонные коробки с замороженной навагой, на которых красовалась надпись: «Для пушных зверей». И ещё несколько бараньих туш «Made in Australia», с подозрением на кенгурятину, перекочевало в нашу «шишигу».

Поезд тронулся, мы тоже запрыгнули в машину, затеснившись у бортов, и поехали дослуживать положенное. А зеки – досиживать.

Хлеб был настолько душистым, а корочки «черняшки» маняще-хрустящими, что все, втихаря от Киндыка стали тырить хлеб и тут же набивать им рот (это вам не шиповник, который с голодухи собирали Шигов с Виноградом на фланге за стрельбищем). Костян Мурзиков сиял от счастья, поглощая аппетитные кусочки, я старался не отставать от него. Кто-то запихивал хлеб в карманы «камков» про запас. Мы были объевшиеся и наивные одновременно!

По прибытию в часть нас ждала ревизия у столовой. Главный повар, с прекрасным певческим тенором, пересчитывал каждую буханку, заглядывая в накладную. Недосчитавшись пяти штук чёрного и двух батонов белого, справедливо вопросил про недостачу. Мы вертелись как ужи, кивая на свой недосчёт или на то, что зеки нам забыли доложить, пока не последовала команда от Киндыка: «Вытащить содержимое карманов!»

Повезло тому, кто свой хлеб съел. Горе-хлебовозов, запасших хлебушек, ждали разборки при всём строе в казарме.

– Что, курсанты, не наедаемся? – свирепо вопрошал старшина Бурлаковский, – может мне принести вам каждому ещё по буханке, а потом «вздрочнуть» на «шестёрке»?

На провинившихся ребят, стоящих напротив, было жалко смотреть. Они уже и не радовались, что вволю наелись и увидели мир за «системой» (периметром с колючей проволокой и контрольно-следовой полосой (КСП), окружавшей наш гарнизон). Их ещё хотели «наградить» «шестёркой», а это шесть километров марш-броска с полной боевой нагрузкой, да по сопкам, да с тяжёлым животом! Ой!

– Объедаете своих же товарищей, – уже более спокойно вторил старшине Старый. – Начальнику мы не доложим, но «залётчики» будут «синие»!

Всё, раз прозвучал такой приговор, провинившиеся «курсы» были приговорены к нарядам до посинения.

Да, такова начальная армейская жизнь! Закалка тела, закалка духа. Если на гражданке ты мог «ребятничать» и всё сходило с рук, то здесь наступило время отвечать за свои поступки и достаточно жёстко. Но, даже в казарме старшины сжалились над молоденькими солдатиками, вспоминая, видимо, свои первые недели в армии. Доложи они начальнику – три дня гауптвахты светило б однозначно!

Пишу эти строки, а сам думаю, как же было всё просто там в армии. А какая была страна, ЭСЭСЭСЭР! Она тебя кормила, поила, учила, давала работу, по достижении выслуги лет на предприятии люди получали квартиры. Дети ездили отдыхать в пионерлагеря. Отслужил в рядах Вооружённых Сил – в институт, техникум принимали без экзаменов или с минимальными баллами. Ты не опасался за свой тыл, не оглядывался назад. Твоё будущее впереди было предсказуемым. Но это ведь рамки? Шаг влево, шаг вправо – НЕЛЬЗЯ!

Свобода, вот чего нам не хватало! Какой же манящей она была! Какой прекрасной и яркой она нам рисовалась! Особенно европейская, а ещё лучше – американская! Мы хотели глотнуть «западного ветра». Их реклама, красивые журналы и постеры, «бизнесы», сверкающие витрины торговых центров, музыка, подсмотренные на появившихся видаках американские фильмы. Как это всё отличалось от нашего образа жизни! Джинсы. Да, а жвачки там – завались, «тутти-фрутти-шмутти»! «Вот это жизнь, живи – не тужи!» (Ю. Лоза)

И на этом ярком фоне проявлялись наша «советская» унылость, недостатки: командная система, показуха, дедовщина в армии, Афган, бедные магазинные полки. Личное состояние сразу вызывало интерес сначала соседей, потом правоохранителей. Желание жить «при деньгах» считалось осуждаемым на фоне всеобщей уравниловки. Секс был постыдным дополнением к любви и исключительно «пододеяльным», тёмным (то есть с задёрнутыми шторами и без света). Свобода слова присутствовала только кухонная и тихим «анекдотным» шёпотом.