Александр Левин - Вечнозелёная молодость

«Пограничник должен уметь стрелять как ковбой и бегать, как его лошадь!» – эту фразу нам говорили каждый день. Стрелять мы научились, бегать – тоже. Но пересекать местность в атаке как бронетранспортёр – этого нам было не дано!

«Прекратить атаку! Застава, строиться!» – скомандовал начальник, глядя на дистрофичные попытки «жертв» всё же достигнуть хотя бы подножия сопки. Застава построилась в колонну и зашагала в казарму. Старшины – Бурлик со Старым были очень недовольны и после этого выхода «вздрючили» командиров отделений, которые, в свою очередь, провели политико-воспитательно-физкультурную беседу с нами. Мы пробежали в резиновых ОЗК (общевойсковой защитный комплект) с противогазами «трёшечку» на стадионе, прошлись пару раз по полосе препятствий, на том воспитание закончилось. Вряд ли у нас прибавилось умение атаковать на пересечённой местности. А как казалось просто пробежать двести метров по травке, глядя на них с высоты той сопки!

Но нас обучали не только ведению боевых действий, но и профессиональным навыкам. Мы изучали наш фонарик вдоль и поперёк под руководством инструктора Старобукова на учебном посту технического наблюдения (ПТН). Здание его вместе с пристроенным классом находилось на побережье вдали от родной казармы. Ходили мы туда с удовольствием. Удалённость от «установого» помещения заставы предполагало некую вольность и расслабленность. Не надо было отдавать честь каждые полторы минуты при появлении «мальков» и офицеров. Можно было присесть «не спросясь» комотделения на травку рядом с помещением, поболтать с сослуживцами. При обучении в классе наблюдалась даже школьная вольница: хохот, гвалт, другие звуки молодого организма и даже полусон с открытыми глазами.

Лекции были занятными, если бы не ранний подъём, да физнагрузка. Прохладное, неотапливаемое в летнее время помещение не предполагало засыпания. Но занятия после обеда и пригревающее через окошки солнышко делали своё дело. Мой конспект (который надо было вести обязательно) в некоторых абзацах часто заканчивался «линией смерти», похожую на кардиограмму затухающего сердцебиения больного. За ней ручка выпадала из расслабленной кисти, глаза закрывались и подбородок сваливался на грудь.

Немедленно от Старого следовала команда «встать». Но и она иногда не помогала. Спать продолжали и стоя, очухиваясь уже при падении на пол. Как только старшина замечал массовое поражение личного состава вражеским сном, застава принимала упор лёжа и начинала отжиматься. И это помогало! Сонливость резко исчезала… минут на пятнадцать, до следующего теплового солнечного наката.

Спать не хотелось, лишь когда инструктор рассказывал занимательные истории из своей курсантской жизни. Они были смешные, приправленные армейским матерком. Он был курсантом полтора года назад, а нам казалось, что по времени нас разделяет целая эпоха, настолько трудным и насыщенным для молодых солдат был здесь каждый день. Старый и Бурлик уже видели дембель в конце тоннеля воинской службы, именно поэтому и относились к нам снисходительно (ещё чуток и «гражданка»).

– Зеркало прожектора при техническом обслуживании следует протирать мягкой тряпкой, ветошью предварительно намочив её специальным меловым раствором или спиртом. Протираем от центра к внешнему диаметру – вёл лекцию старшина.

При слове «спирт» спящие – «да проснулися», дремлющие взбудоражились, а бодрствовавшие загалтели.

– А какой спирт? – не поднимаю руки спросил Саня Королёв – питьевой или технический?

– Чернов встал! – Саня, улыбаясь, поднялся по команде старшины, – Спирт этиловый, но выдаётся он исключительно для технического обслуживания!

Застава загудела, предвкушая, как оный спирт, попадёт в руки начальников прожекторных станций, то есть нас. И как мы будем его усиленно тратить на «протирку» зеркал, внутренних.

– Так, застава, принимаем упор лёжа – отреагировал на нарушение дисциплины Старый – жмёмся двадцать раз!

– И раз, и два, и три … – отсчитывал незлобливо старшина. – Закончили! Садимся за парты.

Королёв, опасаясь новых санкций, теперь дисциплинированно тянул руку, чтобы спросить.

– Слушаю, Королёв? – отреагировал на его жест «учитель».

– А сколько спирта выделяется на один прожектор? – сказал Саня и сразу же заржал, как будто он уже хлебанул кружечку технической жидкости и ему стало тепло-весело.

– Не волнуйся, курсант, спирт выделяют только офицерам и сверхсрочникам, под наблюдением которых ты и будешь драить зеркало. Так что до тебя «не доедет», только подышать им и сможешь. А скорее всего, дадут тебе ведро с водой и мелом. Вот его и будешь потреблять! Для зубов – полезно!

Тут уже вся застава начала гоготать вместе со Старым, не опасаясь новых отжиманий

Чего солдат ждал больше всего? Что ему было в радость? Медаль? Увольнение? Похвала командира? Звонок по «межгороду» домой! (И такая возможность в учебке была, соединяли прям в кабинете начальника заставы, но только по причине экстренных ситуаций). Нет. Радостью для него было письмо из дома! Оно было как-то теплее, роднее, интимнее. Даже несмотря на то, что проходило проверку цензурой.

– Лёвушкин, тебе письмо! – уведомил меня дежурный по заставе «малёк» Синюшкин, раздавая парням почту. Иди, у начальника заставы оно, в кабинете.

Я очень удивился такому вручению личной почты, даже насторожился, не случилось ли чего дома неладного? За этим и постучался в кабинет.

– Разрешите, товарищ капитан? – приоткрыв дверь, обратился я к Камешкову.

– А-а-а, Лёвушкин, – снисходительно признал меня он, помахивая конвертом, уклеенным марками, в руке.

– Кто у тебя заграницей? – начал раскручивать шпионское дело капитан.

– Как кто? – удивился я. Папа, мама, сестра вот сейчас туда поехала. Я же в анкете всё указывал, да и страна-то дружественная, из соцлагеря – Социалистическая Республика Вьетнам!

– Понятно… – протянул он, – ну и чего пишут, – огорчившись, что не вывел на «чистую воду» вражеского «шпиёна», поинтересовался начальник для проформы.

– Так ещё не знаю, письмо у вас! – намекнул я.

– Ах, ну да, – будто бы забыв произнёс он. – Вот, держи! Только учти, там пакистанские марки стоят, лишнего не пиши! – застрожил Камешков.

– Есть, товарищ капитан! Разрешите идти? – мне не терпелось прочитать новости оттуда, да ещё почувствовал кончиками пальцев, что в письме есть фотографии!

– Иди, – грустно выдохнул капитан.

Я пулей выскочил из кабинета и торопливо раскрыл конверт. Он был уже явно прочитан и не раз (цензурой и начальником), но всё же это меня не расстроило, только возмутило «зачем спрашивать, если всё читал?»