Василий Грибанов - Хохол – родимый край

На второй день, как нас оккупировали немцы, мама встала, пошла подоила корову, проводила ее в стадо. А дальше что делать? Готовить завтрак, а продукты все в погребе. Придется подождать, когда рассветет. Уже стало светло, проснулась се6стра, мама говорит: «Пойдем в погреб за продуктами». Пришли во двор, их, видимо, увидел немец, наставил на них автомат, кричит что-то. А расстояние от сеней до погреба всего 3 м, т.е. в упор наставил оружие. Сестра перепугалась, повисла у мамы н а груди и так закричала, что все немцы выбежали во двор. Видимо, старший по званию, офицер, говорит: «Матка, нихт», т.е., сюда нельзя ходить. Погреб закрыли на замок. После этого мы в свой двор не заходили. Как я уже писал, мы жили у дяди, а бабушка – у соседки.

Утром сестра встала, позавтракала и говорит: «Мам, я пойду к бабушке схожу». Мама разрешила, сходи. Когда сестра пришла к бабушке, бабушка обрадовалась: «А я жду тебя, внучка». Сестра спросила, надо ли чем помочь. Бабушка ответила: «Выведи меня из дома, хочу посмотреть на белый свет, на двор». Сестра помогла бабушке одеться, и они вышли в соседний двор, так как мы в своем не жили. Поднялись на погреб – он стоял у них на возвышенности, лаз был с чулана – бабушка окинула взором округу и говорит: «Пойдем, выйдем на гумно, посмотрим на огород». Вышли на гумно, бабушка глянула и ужаснулась: ольху всю спилили, маскировали машины, на мосты и на дрова. Отец планировал в 1942 году строить дом-пятистенок, 2 комнаты и сени. Ольха была строевая. Бабушка все посмотрела и говорит: «Ну, теперь веди меня, внучка, назад в дом, все посмотрела». Сестра привела бабушку в дом, помогла раздеться и забраться на печку. До бабушки дошли слухи, что мама два раза была под дулом автомата, и бабушка маме наказывала: «Смотри, Матрюшка, будь осторожней, а то детей оставишь сиротами».

Через день бабушки не стало, она ушла в другой мир. В хате собрались все родственники, соседи, оплакивали судьбу бабушки. Слух, видимо, дошел до немцев, что бабушка наша умерла. Немцы вместе с пленными зашли в дом, выгнали всех за дверь, закрылись там и начали делать гроб. Гроб вышел широкий, безобразный. Эту работу выполняли пленные. В нашем огороде, называемом гумно, рыли могилу. Была сырая погода, а женщины стояли на улице и плакали. В это время шел по улице немецкий офицер со свитой. Остановился он и начал расспрашивать, что случилось. Переводчику объяснили, что у мамы умерла мать, а их не пускают в дом. Офицер, узнав обстановку, начал сильно стучать в дверь. Когда дверь открыли, он сильно ругался и, видимо, приказал выделить землекопов, сделать хороший гроб и помочь похоронить. Пленные после этого вырыли могилу на кладбище, где похоронены другие родственники, гроб сделали приличный и помогли похоронить. Опустили гроб в могилу и закопали.

Не могу умолчать еще об одном эпизоде. Когда пленные рыли могилу в огороде, мама послала сестру посмотреть, где роют могилу. Пленные попросили сестру: «Девочка, принеси нам хлеба, мы же голодные». Сестра в ответ: «Как я принесу, меня немцы застрелят». Они ей говорят: «Ты к нам не подходи, воткни куски хлеба в плетень, а мы заберем». Сестра пришла домой, рассказала все маме, та отрезала ей 4 ломтя хлеба, сестра спрятала в плетне и пошла к пленным, рассказала. Потом отошла в сторонку и наблюдала. Они подходили по одному, брали хлеб, клали его в карман, и по крошке, по кусочку отправляли в рот и смотрели по сторонам, чтобы их никто не увидел.

Бабушка умерла 20 октября 1942 года.

Когда прошло 9 дней, мама помянула бабушку, раздала оладушки родным и соседям. Через месяц, 1 декабря 1942 года, бабушке исполнилось 40 дней. Мама напекла 40 оладушков, взяла меня с собой, и мы пошли в ригу раздавать милостыню. Что такое рига – это метровый плетень и 10 м крыша, там сушили снопы в ненастную погоду (дожди). В риге в основном находились больные, эвакуированные с города Воронежа. В это время в стране свирепствовал тиф. Когда мы с мамой подошли к риге, там стоял стон и плач. Один кричит – пить, другой кричит – есть, третий кричит – замерз! Наши солдаты пленные их грузят на подводы и говорят: сейчас напьешься, наешься и согреешься. Когда мы зашли в ригу, там в несколько рядов лежали больные. Под ними подстелена солома, лежат в одежде, а на улице в это время мороз был минус 40 градусов. Мама начала раздавать оладушки. Там, кажется, тысячи рук тянутся: дай мне, дай мне, очень многие кричат. Мама раздавала тем, которые в сознании, просили милостыню, интересовались, кого поминать. Мама отвечала: «Помяните рабу Божию Марию». Людей, которых пленные вывозили на санях, сбрасывали в специально вырытый ров живыми. Домой мы пошли другой улицей. Не доходя до того оврага, куда сбрасывали больных, стоял старичок с палкой. Мама, видимо, хотела заглянуть в овраг, он маму знал и говорит: «Матрена, бери мальчонку и беги отсюда, а то и сами там окажетесь». Мама, видно, и сама напугалась, мы спустились вниз и бегом домой. Когда мы были в риге, мама от кого-то узнала, куда увозили больных.

Что такое погреб? Это запас продовольствия практически на целый год. Помидоры, огурцы – на 8—9 месяцев. В погреб мы ссыпали по 70—90 ведер картошки, чтоб хватило до весны. В яму тоже закапывали по 70—90 ведер, а когда земля оттает, яму вскрывали, картошка, как с грядки, новая. Огурцы, помидоры, капусту солили в 100-кг бочках и еще две маленькие бочки по 50 кг, в них тоже огурцы и помидоры. И вот эти все запасы нашего продовольствия немцы съели и плюс к этому съели всех овец и кур. У нас сохранилась одна корова, и то с каким трудом мама ее сумела сберечь!

Солили раньше огурцы так: в колодезную воду сыпали соль, размешивали, опускали туда яйцо. Если яйцо всплыло, раствор выливали в бочку. Специи, конечно, добавляли: хрен, листья смородины, вишни, чеснок – и все сохранялось хорошо. Когда нас немцы выгнали из дома, на погребе повесили свой замок.

Был такой случай. Часть картошки мы ссыпали в погреб, а остаток лежал в сарае. Потом мы вырыли яму, ссыпали туда картошку. Немец там присутствовал, смотрел, что делать будут. Мама сверху накрыла картошку ржаной соломой и начала закапывать. Немец говорит: нихт, неправильно. Немец ушел, принес трубу от глушителя, но она чистая, ставит посередине ямы, а теперь, говорит, закапывайте. Закопали яму, трубка на поверхности осталась 10—15 см. немец показывает, как будет, снимает пилотку и кладет на трубу, т.е., закроешь. Картошка сохранилась, как только с грядки – воздуха ей не будет хватать.

Первый, кто пострадал из подпольщиков, это Григорий Григорьевич Турищев, руководитель райисполкома, летом 1942 года. Предал его наш полицай, Михаил Авдеев, в народе звали его Миха.

Я был очевидцем этих событий, мы жили через 5 домов. В это время мы были на улице. К дому Турищевых подъехала черная легковая машина, мы побежали туда. Из машины вышли немцы и пошли в дом. Григорий находился на чердаке. Сам он слез с чердака или немцы залезли туда, нам доподлинно неизвестно. Мы видим: немцы выходят вместе с Григорием. События развивались молниеносно. Подводят его к машине, открывают дверь и сажают в машину. Водитель сразу на газ. Жена Григория, Арина, берется за ручку, тащится несколько метров за машиной. А что дальше с ним произошло, никто не знает.