Ольга Геттман - Повести

– Ничего, ничего, сейчас будет легче, – подумала Олеся, сдавливая пальцами виски и закрывая глаза, – нужно сосредоточиться на чём-то позитивном, например, на детях. Негативные воспоминания отбирают остатки сил, не дают бороться за любимого, толкая в страну тоски и уныния шепчущей ей на ухо самой Безнадёжности.

Всё чаще и чаще вспоминала Олеся сестру Марину, которая, отказавшись от дочки в роддоме, бросилась, не справившись с жизнью, под рефрижератор. Она любила сестру, несмотря на её оголтелое существование под дурманящими наркотиками, без цели и смысла. И конец её никчемной жизни – самоубийство. В церкви таких людей не отпевают, души их неприкаянно существуют в околоземных орбитах, не имея возможности, снова воплотившись, искупить грехи.

Зная это, Олеся всё-таки молилась об упокоении души Марины, о прощении её прегрешений. После очередной вечерней молитвы, Олеся провалилась в тревожный сон.

… Холод, запах сырой земли, постоянный сумрак давали обманчивую надежду, что её проклятое существование наконец-то закончилось, и она получит вознаграждение – смерть. Но Марина продолжала почему-то медленно, словно во сне, двигаться в очень тесном, похожем на гроб, помещении. Вслепую натыкалась на сырые, заплесневелые земельные стены, в которые пробивались корни растений и шершавая древесина, об неё она обдирала в кровь заледеневшие ладони. Гнилостный запах вызывал тошноту и головокружение, от холода и сырости ломило суставы, напоминая ей ещё и ещё, что она находится в настоящем аду. Заживо похороненная.

Она не знает, ни какой сегодня день, год. Здесь, в адовой вечности не существует времени… Ночи слились в одну слепую чёрную муку с пыткой-бессонницей и короткими забвениями с одними и теми же кошмарами, не дающими забыть её бесчисленные грехи. Нет и намёка на черту, разделяющую её существование до и после смерти. Наверное, она давно уже «там» – в пресловутом аду – отбывает своё вечное наказание. Проклятая.

Суставы болят бесконечной, нестерпимой болью, впрочем, как и спина, не разгибающаяся, как от постоянной тяжелой ноши. Может быть от работы?

Олеся, смотревшая из окошка своего сна на мучения сестры, подумала, что узницы своих грехов работают на стройке. Двигают плиты, носят камни, разбирают старые постройки. Труд не женский. Стон простуженных, осипших голосов доносится во все точки Вселенной. Но их пока никто не слышит. Пока. не совершит грех.

До самой ночи работа без перерыва, под ручьями пота, стекающими по телу в преисподнюю. Утро «радует» тем, что вся мучительная работа прошлого дня стоит на том же месте, с которого они начинали вчера, позавчера, годы назад. И жутко становится не от бесконечности и бессмысленности этой работы. Не камни таскаешь – грехи свои!

Марина даже в мыслях не думала бежать. Она заключена была в свои грехи, приковавшие её душу к этому месту кандалами.

Она – пустая, бестелесная оболочка стала для себя вечной камерой заключения. И не знала, придёт ли за ней когда-нибудь смерть, как спасение, как прощение за её многочисленные прегрешения. Настанет ли спасительное забытьё?

Олеся сидела в кафе и ждала Марка. Он пришёл не один, со своим подчиненным и одновременно другом – капитаном полиции Олегом. Олег сразу понравился Олесе прямым, бесхитростным взглядом карих глаз.

Марк рассказал о том, что Юля нашла вещественные доказательства, показывающие, пока косвенно, что Герман замешан в происшедшей трагедии. Сопоставив факты и рассказы сотрудников, следователь обрисовал картину преступления: Герман, имея мотив – завладеть аэроклубом, воспользовался тем, что Глеб получил в эксплуатацию новый самолёт, который сам должен был опробовать в воздухе. В самолёт Герман подложил дистанционно управляемую взрывчатку, затем усыпил Глеба, подсыпав ему в кофе сильное снотворное (баночку из-под лекарства нашла Юля в мусорном баке), снял с его руки часы. Работавшего на аэродроме без регистрации таджика он щедро «угостил» водкой, а когда тот был в полубесчувственном состоянии, надел ему на руку часы Глеба и втащил в самолёт. За штурвал сел Герман, предварительно надев парашютное снаряжение. В этот злосчастный день была метель, словно пришедшая на помощь Герману, чтобы замести преступление.

Сотрудники не заметили проникновения его в самолёт, а таджика он втащил за час до намеченного взлёта. Когда самолёт достиг нужной для прыжка высоты, Герман выпрыгнул из кабины, и через десять секунд нажал на кнопку дистанционной взрывчатки. Самолёт взорвался в пяти метрах от земли, создав впечатление взрыва от соприкосновения с землёй.

Остатки дистанционного управления Герман аккуратно завернул в ветошь от уборки самолёта, но выбросил не в бак, находящийся в зоне аэродрома, а в километре от аэродрома в придорожном лесу. Эту ветошь с ценным вещдоком нашла собака Юли, обученная розыскной службе.

Оставался вопрос – что Герман сделал с Глебом.

Дальше рассказ продолжила Олеся.

Герман втащил сонного Глеба в машину и отвёз его в Ярославскую область – он был оттуда родом, под Ярославлем живёт его мать. Не доехав до города несколько километров, Герман посадил приходящего в себя, но ничего не соображавшего Глеба за руль перед крутым поворотом. Сам же, выйдя из машины, которую он взял напрокат не по своим документам, наблюдал, как Глеб, чудом вывернув руль от лобового столкновения с грузовиком, выскочил в кювет. Затем последовал взрыв машины. И удовлетворённый своей работой Герман, остановив попутку, благополучно доехал до дома матери, переночевал у неё, обеспечив себе алиби.

На следующий день Олеся с Олегом поехали в Ярославскую область. В ГИБДД области им сказали, что более трёх месяцев назад на шоссе в пяти километрах от Ярославля было зафиксировано ДТП. Машина сгорела полностью. Вместе с водителем.

Но Олеся точно знала, что Глеб не погиб. Они поехали искать каменную стену, которую видела во сне Олеся. Уже через день, подъехав к Борисоглебскому мужскому монастырю, они обнаружили стену, которая со стороны бескрайнего поля в точности соответствовала той, что видела Олеся во сне.

Поговорив с настоятелем монастыря отцом Андреем, они полностью уверились, что идут по верному пути. Три месяца назад в пургу послушники монастыря нашли вблизи ворот едва живого мужчину. Его лицо было обгоревшим настолько, что вместо кожи виднелись остатки обгоревших мышц. На затылке была гематома, занимавшая половину черепной коробки. Глаза не открывались, и было непонятно, потерял ли он зрение или нет. Всё тело представляло собой месиво плоти, засохшей крови и кусков одежды. Мужчина был без сознания то ли от болевого шока, то ли от того, что замёрз – температура в тот день держалась ниже двадцати градусов. Никаких документов при нём не было.